— Все в порядке. Я справилась. — Она сделала попытку улыбнуться. — И спасибо за твои старания. Там, наверное, действительно пришлось кое-кого приводить в чувство.
— Я сама виновата. Не надо было приглашать столько гостей. И потом, я даже не представляла, что отец и брат мистера Фултона так… — Тут Кейт вздохнула и переменила тему: — Ты вправду решила нас оставить?
— Да.
— Но куда ты поедешь?
Бекки пожала плечами:
— Не знаю. В Калтон-Хаус или… — Она задумалась. Есть, правда, еще одно место, куда можно отправиться. Сивуд — ее дом в Корнуолле. Единственное, что в этом мире принадлежало ей и только ей безраздельно. Но она прежде никогда там не бывала, даже не видела этого дома, потому что не представляла себе, что с ним делать… — Калтон-Хаус, — твердо повторила она. В этом доме она выросла. Он был ей знаком и потому безопасен.
Живо искрившиеся глаза Кейт вдруг потухли.
— О, Бекки…
В этот миг в закрытую дверь постучали. Бекки метнула тревожный взгляд в сторону, но промолчала. Тогда Кейт отозвалась сама:
— Кто там?
— Это Сесилия.
Бекки сразу успокоилась.
— Входи.
Сесилия скользнула внутрь — подтянутая, элегантная и резвая, как мячик. Легким, но четким движением затворила дверь и, поворачиваясь к Бекки, пожала плечами:
— Что за гнусный тип этот старый мистер Фултон! Да и Бертран весь в него. Слов нет, младший мистер Фултон не имеет с ними ничего общего. Ты как, Бекки? Что, в самом деле собираешься покинуть Лондон? Или это только угроза?
— Чувствую, мне лучше уехать.
— И куда же?
— В Калтон-Хаус в Йоркшире.
— Пожалуйста, наделай этого, — взмолилась Кейт почти шепотом и приложила ладонь к животу. — Ты была со мной, когда родилась Джессика, и я так хочу, чтобы этот ребенок тоже появился при тебе. Я… ты нужна мне.
— О, Кейт! — Бекки сразу почувствовала себя беспомощной. Кейт права. Нельзя уезжать из Лондона, пока она не разродится. И в то же время ей следует уехать, чтобы избавиться и от скандала, и от Джека Фултона. — Поверь, я не хочу уезжать и не хочу бросать тебя, но…
— А когда ожидается малыш? — спросила Сесилия.
— Не раньше чем через несколько недель, — сказала Кейт.
Сесилия быстро кивнула:
— Тогда у меня есть отличное решение. Ты переедешь ко мне. Джеку Фултону об этом знать вовсе не обязательно. В Деворе-Хаусе тихо, гости у меня бывают редко, так что у тебя будет и время, и место побыть одной и все обдумать, не испытывая давления родных. — Она бросила на Кейт извиняющийся взгляд. — Не обижайтесь, ваша милость.
Но Кейт вовсе не выглядела обиженной — напротив, ей, казалось, стало легче.
— Не на что, миледи. — Она обратилась к Бекки: — Я понимаю, что тебе необходимо побыть немного одной, и от всей души согласна. Леди Деворе права. Это отличное решение. Мы не скажем никому, что ты осталась в городе, и у тебя появится время все обдумать. Зато я буду уверена, что ты рядом и сможешь подоспеть, как только мне понадобишься.
Бекки поднялась из своего кресла и, подойдя к кровати, присела рядом с Кейт:
— Прости меня, дорогая. Тебе нелегко. С одной стороны, ты желаешь мне счастья, с другой — чтобы поскорее прекратился скандал. Мне кажется, это висит над всеми нами как черная туча. Ты не хочешь, чтобы это на меня давило, а мне так трудно, учитывая обстоятельства, оставаться при своем решении.
Кейт сжала ей руку:
— Прости, что тебе приходится переживать такое. Поверь, это не нарочно.
— Я знаю, — сказала Бекки. — Правда знаю. Но все же мне тяжело.
Кейт грустно кивнула, и глаза ее наполнились слезами.
— Тогда тебе и впрямь лучше переехать. Ненадолго. Я уверена, что ты скоро к нам вернешься.
— Вернусь. Обещаю.
Три дамы еще немного поговорили о том, как организовать переезд Бекки в дом Сесилии, чтобы Кейт в любой момент могла послать записку и позвать ее, если начнутся роды.
Потом позвали Джози и помогли рассерженной служанке упаковать вещи Бекки. Нагрузив одну из карет Гарретта сундуками и тюками, около полуночи отправили ее в Деворе-Хаус. Сесилия привезла Бекки в своем экипаже и сразу отвела в знакомую гостевую спальню, где так недавно готовила подругу для свиданий с Джеком. Здесь Джози помогла своей госпоже раздеться. Бекки упала в постель, но сон не шел. Не меньше часа она изучала темный потолок и лишь после этого задремала.
На другое утро, проснувшись поздно, она увидела, что сквозь щель между расшитыми розами занавесками пробиваются яркие солнечные лучи.
Джози помогла ей одеться в бледно-розовое муслиновое утреннее платье. Когда она спустилась завтракать, было уже около полудня. Комната, в которой Сесилия обычно завтракала, смотрела узкими высокими окнами на маленький садик. Занавески были раздвинуты, и золотые лучи беспрепятственно проникали внутрь. Белые лакированные деревянные панели оттеняли желтый с ткаными узорами шелк обоев. Дубовый буфет стоял у дальней стены, а в центре комнаты — круглый стол, тоже из дуба.
Сесилия была уже здесь. Она встала навстречу подруге и, сообщив, Что тоже только что спустилась вниз, предложила Бекки легкий завтрак: горячий шоколад, яйцо пашот, бекон и жареный тост.
Бекки присела напротив, и, когда слуга поставил перед ней еду, Сесилия поведала, что за последние несколько дней слухи пышным цветом распустились в городе. Судачили не только о том, что Бекки показала всем свою порочную сущность, но говорили также, что после поимки с поличным в столь непристойном положении она еще и плюнула Джеку Фултону в лицо, отвергнув его. Из Джека сделали настоящего героя, пережившего несчастное приключение, — он якобы повел себя истинным джентльменом, пытаясь своим предложением спасти репутацию падшей женщины.
Когда Сесилия закончила, Бекки вздохнула:
— Мне кажется, это совсем не ново: женщинам приходится нести весь позор на своих плечах, тогда как мужчинам легко прощаются любые грехи. Но я не более виновата, чем он.
Сесилия скривила губы в усмешке:
— Совершенно верно. Это еще один пример несправедливых претензий, которые наше общество предъявляет женщинам.
Бекки откинулась на спинку кресла и отпила густой сладкий шоколад.
— Ну ладно. Хорошо уже то, что весь огонь обратился на меня, а не на кого-нибудь из семьи. — Сесилия удивленно подняла гладкую чёрную бровь Бекки поставила чашку на стол. — Предпочитаю думать, что мой организм вырабатывает противоядие от любых скандалов. Но если они унизят Гарретта и Кейт, Тристана и Софи или их детей, вот тогда они по-настоящему навредят мне. А меня пусть называют безнравственной эгоисткой хоть до скончания времен. Я переживу.
Это была правда. Во всяком случае, часть ее. Она и в самом деле безнравственна. Сегодняшние сны тому доказательство. Ей снились губы Джека Фултона, целующие ее тело. Снились руки, тепло и нежность которых возносили ее к вершинам страсти. Она неоднократно просыпалась, чувствуя, что сама ласкает себя в тех местах, где были тогда его пальцы, словно пытается оживить его прикосновения. Но совершенно немыслимо пробудить в собственном теле те самые ощущения, которые возбуждал в нем Джек.
