Она взяла его лицо в ладони и повернула к себе — чтобы он видел если не глаза, то хотя бы очертания ее лица в этой темноте.
— Да нет же. Ты дал мне удовольствие. Такое невероятное удовольствие…
Джек облегченно вздохнул:
— Иди сюда, милая. — С этими словами он лег рядом с ней на бок, увлекая ее за собой и крепче прижимая к своему телу.
Так они лежали друг возле друга долгие сладостные минуты. Без Джека эта постель казалась холодной, но теперь все тело было в поту, отчего Бекки даже заерзала.
— Тебе жарко?
— Немного.
Тогда он приподнялся и снял с нее сорочку, оставив совершенно обнаженной. Отбросив ненужную вещь, снова привлек Бекки ближе.
— Вот так вот, — пробормотал он, — по-моему, отлично.
О да! Бекки лениво промурлыкала что-то в знак согласия и уютно устроилась у него на плече, тепло которого было так притягательно и обещало покой и счастье.
Джек долго лежал и слушал, как дыхание Бекки становится глубже, чувствовал, как тело ее расслабляется у него под боком. Но он по-прежнему обнимал ее обеими руками, словно боялся отпустить.
Он обещал ей быть честным. Но существует всего две вещи, которые он никогда не сможет ей открыть. Первая — это правда о той ночи, когда погиб маркиз Хардаун. Вторая — изначальная причина его желания жениться на ней.
Он влюблен в эту прекрасную женщину, которая лежит сейчас в его объятиях. Раскрытие любой из двух его тайн больно ранит ее, уничтожит доверие, которое она ему даровала, разрушит ту связь, которая зародилась между ними.
Он не может так поступить с ней. Что еще хуже — он не может так поступить с собой. Она слишком нужна ему…
Да. Пожалуй, он чересчур эгоистичен. Просто самому противно. Джек закрыл глаза и вознес молитву Господу, чтобы тот не допустил необходимости солгать ей хоть раз в жизни. Джек твердо знал, что будет честен во всем, исключая две эти вещи, и, видит Бог, его нынешние намерения относительно леди Ребекки Фиск — самые достойные и чистые.
«Пожалуйста, Господи, не приведи, чтобы я ее обидел когда-нибудь».
Так и не разжимая объятий, Джек провалился в темную пропасть сна.
Глава 14
Она спустилась вниз поздно — Джек успел вернуться из деревни с завтраком в корзинке. Еду собрала хозяйка дома — бесстрастная и невозмутимая вдова с пышной каштаново-рыжей прической и морщинистым лицом. Снимая этот дом, Джек предупредил ее о возможном неожиданном приезде вместе с Бекки. Сегодня он сказал ей, что они намерены питаться от ее стола, и хозяйка положила в корзинку легкую закуску для завтрака, пообещав на обед горячую тушеную говядину.
Бекки замялась на пороге кухни. Джек обернулся от печи, и в груди у него что-то сжалось при виде ее фигуры, такой красивой в этой помятой сорочке. Волосы она расчесала — они спускались по спине шелковистым черным водопадом. Глаза его, однако, остановились на кремовых полукружиях, соблазнительно выглядывающих над вырезом сорочки.
— Доброе утро, — пробормотал он, переводя взгляд на ее лицо. — Хочешь кофе?
— О да, конечно! Спасибо.
— Садись. Сейчас принесу. Вот тут еще свежие горячие булочки и вареные яйца.
Она согласно кивнула и уселась за стол. Джек поставил перед ней тарелку и чашку дымящегося напитка, а сам сел рядом. Бекки осторожно отхлебнула кофе. По тому, как она сморщилась, он понял, что кофе не часто бывал на ее столе.
Они поглощали завтрак молча, и хотя здесь не было привычной пачки свежих газет, как у Стрэтфорда, Джек понял, что ему куда приятнее просто пить кофе, сидя рядом с Бекки.
Когда они закончили еду, Джек унес грязную посуду в буфетную, чтобы помыть тарелки и чашки. Бекки, проследовавшая за ним, изумленно наблюдала за его ловкими действиями.
— Как странно, — сказала она.
Не прекращая своего занятия, Джек обернулся к ней и поднял брови:
— Что странного?
— Ты моешь…
— Ну да, а что?
— Я не подозревала, что мужчины моют посуду.
— А у нас, у моряков, всегда так. Да и много ли мужчин ты знала?
— Не много.
— Ну вот. А теперь тебе придется и самой мыть посуду. У нас ведь нет слуг. Ну как, поможешь? — Он протянул ей мыльную руку.
Бекки скривила губы:
— Но я даже не представляю, как за это взяться.
— Скажи еще, что ни разу в жизни не делала этого.
— Я ни разу в жизни не мыла посуду.
— И даже в детстве, когда скакала вместе с детишками ваших слуг?
— Нет. Я просто никогда не скакала.
— Да ну, — не поверил Джек. — Разве не баловалась никогда, не шалила? Ну играла хотя бы когда-то?
— Нет. — Она стояла, опершись о дверной косяк. — Отец умер, когда мне было четыре годика, а мама — когда было шесть. Гарретт получил военный чин и еще совсем ребенком оставил меня на попечении тетушки Беатрис. Он отсутствовал большую часть моего детства. Тетя следила, чтобы я была в безопасности, но у нее начисто отсутствует материнский инстинкт. Она всячески пресекала любые ребячества.
Задумчивое выражение лица Бекки тронуло его. Значит, еще в детстве она была одинока. Он протянул ей тряпку:
— Тогда ладно, я тебе помогу. Три тарелки тряпкой по кругу. Когда отмоются, полощи их вот в этом чане.
Бекки засучила рукава и стала делать как он ей показал. Джек кивнул в знак одобрения, когда она вытащила первую тарелку из чистой воды, и показал, куда ставить посуду для просушки.
— А что случилось с твоими родителями? — спросил он, подавая следующую тарелку.
— Папа умер от апоплексического удара. Мама — от чахотки.
— Ты хорошо их помнишь?
Бекки погрузила тарелку в чан с чистой водой.
— Отца — нет. Помню какого-то очень строгого хмурого человека, но не могу уверенно сказать, что мои воспоминания о нем справедливы. Маму помню чуть лучше. Она всегда была очень хрупкой и казалась несчастной. Я не смела громко говорить или вести себя шумно в ее присутствии, потому что такое поведение ее волновало. Я всегда думала, что она такая грустная из-за меня, из-за моих шалостей, но теперь, когда вспоминаю ее, просто не понимаю, что было причиной ее печали.
— Сомневаюсь, что она так печалилась из-за твоих шалостей, Бекки.
Они закончили с посудой в молчании, а потом прошли в гостиную. Джек развел огонь в камине и присел рядом с Бекки на диван. Она положила голову ему на грудь. Глядя на поблескивающие язычки пламени, он играл мягкими шелковистыми прядями ее распущенных волос.
— Тут так славно, — проворковала Бекки. — Как во сне.
Но стоит уехать отсюда, и мы проснемся в совершенно ином мире.
