— Ты до сих пор не понял, да? Ах ты, недогадливый Джек! Она любила меня, черт бы тебя побрал! Она любила меня… пока ты… ты все не разрушил.
Джек изумленно смотрел на него. Видимо, это правда, что Том не совсем в своем уме. Анне нравился этот мальчик, когда они были еще детьми, но потом он напугал ее. Им исполнилось по пятнадцать лет, и Том вручил ей самое первое из своих любовных посланий. В нем говорилось, что он с радостью покончит с собой ради ее любви. Анна в ужасе прибежала к Джеку. Он успокоил девушку и убедил, что в Томе просто взыграла склонность к соревнованию. Ведь он видел, как сблизились в последнее время Анна и Джек, и ревновал.
— Ты украл её у меня. Ты виноват в том, что она умерла. Ты взял ее любовь и не смог держать свой проклятый глупый рот на замке. Вот почему Терлинг выдал ее за этого подонка… — Том хватил воздух ртом, и слезы заструились по его желтым щекам.
Джек сжал кулаки:
— Ты не можешь винить меня за эту свадьбу.
— О нет, могу! Именно из-за тебя ее отец так заторопился. Ведь та разве что не требовал ее руки. Вот почему у него не осталось другого выхода, кроме как отдать ее за первого попавшегося дворянина. — Том размазал слезы по щекам потертым рукавом своей рубахи.
Что ж, в каком-то извращенном смысле это было похоже на правду. И все же… Черт возьми, нет! Он не обязан нести тяжесть вины за смерть Анны. В случившемся целиком виноваты ее родители. Именно они, жадные и узколобые, принудили свою дочь к этому браку.
И Джек разом выбросил из головы тяжелые мысли — словно отряхнулся. Нет никакого смысла рассуждать об Анне, обвинять друг друга, позволяя Тому Уортингему доводить себя до бешенства. Прошлое — в прошлом.
— Бога ради, Том! Это было двенадцать лет назад!
— Я любил ее. — Том с размаху стукнул кулаком в стену, и снова их обдало дождем из штукатурки. — Я люблю ее! — Грудь у него ходуном ходила от всхлипываний.
Джек тоже любил ее когда-то, Но это уже в прошлом. Она навсегда осталась теплым воспоминанием, но теперь у него новая жизнь. Наконец-то, после стольких дет, он снова ожил. Ему есть за что бороться. Есть что-то важное в его жизни.
— Отпусти же ее, Том. Ты должен понять, что она умерла.
— Нет! — Том затряс головой, замотал так рьяно, что концы волос хлестали его по щекам. — Не могу. — Он резко подался вперед, глаза его были круглы и смотрели решительно. — Не отпущу.
— Но ее уже нет.
— Не для меня. Для меня она жива.
Джек смотрел на Тома и чувствовал лишь печаль, которая, однако, пронизывала его до костей. В конце концов, Том был единственным, что осталось от его прошлого, единственным живым символом счастливого детства, но, к сожалению, вот таким неприятным символом.
— Тогда делай что хочешь. Но ты не получишь никаких денег ни от меня, ни от моей жены.
— Джек… — Внезапно глаза Тома увлажнились, голос сорвался. — Джек, пожалуйста. Мне… они нужны мне.
Джек решительно покачал головой.
— Но я в беде, Джек. Я играл. Я не смог остановиться… Ну, не захотел… Я обещал, а теперь…
— Нет.
— Ну прошу тебя. Мне угрожают. Меня хотят убить. Поверь, я не из эгоизма вынужден был требовать денег — я в них нуждался. И я не стал бы требовать, если бы не нужда. Я же не настолько своекорыстен, ты знаешь. Но, черт побери, я ужасно влип. Я должен деньги, Джек. Кучу денег. И если не заплачу… — Тут он протянул к Джеку свои длинные восковые пальцы. — Пожалуйста, помоги мне.
Джек прикрыл глаза и постоял так немного. С того самого дня как Том впервые стал ему угрожать, он именно это и предположил. Отчасти потому и уступил требованию Тома — в нем теплилась слабая надежда, что он сумеет спасти старого друга от того безвольного алчного существа, в которое он превратился.
— Много лет ты был моим другом. Мы с тобой были друзьями… и с Анной.
— Да, — прошептал Том. — И… мне теперь нужна твоя помощь.
— Если бы ты хотел от меня помощи, то мог попросить об этом. Я постарался бы выручить старого друга.
— Джек…
— А вместо этого ты стал мне угрожать. Грозил меня уничтожить. И морально, и физически.
Можно было заодно обвинить его и в том, что он принудил Джека украсть деньги у доверчивой женщины, но ведь это, в конце концов, грех не Тома. Это его собственный грех.
Джек посмотрел на бывшего друга, на его тощее тело, худое лицо, беспокойные бесцветные глаза, на его рубаху, до того поношенную, что, казалось, костлявые плечи проткнули вот эти дыры в изветшавшей материи.
Вдруг Джек понял, что все годы, что он провел на «Глориане», на нем словно был надет хрупкий, но все же твердый панцирь. Оставалась лишь способность радоваться тому, что остался жив. Но никаких чувств, кроме горечи по отношению ко всему и всем, что его окружало, давно уже не было. Они угасли после смерти Анны и матери. Ему перестала нравиться его жизнь. Ему перестала нравиться жизнь вообще.
Том до сих пор не любил жизнь. Едва взглянув на него, легко было заметить, что он несчастен, что в нем совсем нет радости.
Джек понимал это состояние, поскольку долгие годы пребывал в нем. Но не теперь. Одна женщина, одна маленькая, хрупкая, прекрасная женщина, вернула его в мир живых, и при этом ни он, ни она сама даже не осознали, что именно произошло, С ней он снова испытал счастье и радость. С ней он испытал любовь.
Возможно, для Тома уже слишком поздно — Джек не мог этого знать. Он знал только, что для него самого не поздно и что он готов держаться за эти вновь обретенные человеческие чувства изо всех своих сил. Между тем Том перешел от обороны к нападению.
— Ты же знаешь, что я располагаю доказательствами против тебя, — сказал он, и прежняя угроза вновь зазвучала в его голосе.
Джек упрямо покачал головой. Том продолжал сражаться за свои проклятые деньги, и все, что мог сейчас чувствовать Джек, — это тяжкая скорбь о человеке, который некогда был его другом. Тот человек уже потерян. Он умер.
— Но пятнадцать тысяч у тебя ведь есть. Если двадцать пять слишком много…
— Даже шиллинга много, — сказал Джек.
— Так ты решил сбежать с этой костлявой девкой? Я уже тебе говорил: нечего и сравнивать ее…
Джек решительно отвернулся.
— Ты правда думаешь, что она может сделать тебя счастливым? Такая, как она? Но она же совсем никакая, Джек. Совсем холодная. Даже подержаться не за что.
Джек перешагнул через щелки, рассыпанные у порога, и вышел в темный коридор. За его спиной Том перешел на отчаянный визг.
— А для мертвого мужчины счастье вообще невозможно! Запомни это, Джек!
Утро первого декабря задалось ярким и безоблачным, теплым для этого времени года. Солнце быстро прогнало последние следы ночного тумана. Джек выглянул из окна гостевой спальни, которую выделил ему в своем доме Стрэтфорд. То был прекрасный день для прекрасной новой жизни, и все же в груди у него что-то трепетало.
