— Ее конца?..
— А как же. Конечно. Ведь мисс Мэри стала герцогиней. — Он широко улыбнулся, видимо искренне полагая, что стать герцогиней — высочайшее счастье, которого может достичь женщина.
— Ну да, — рассеянно молвила Бекки. — Конечно.
Мистер Дженнингс выпрямился.
— Что ж, миледи. — Подбородком он указал на груду белья у себя в руках. — Пойду-ка я лучше вниз. Миссис Дженнингс уже, наверное, удивляется, куда это я пропал.
Бекки рассеянно кивнула. Едва заметив, как мистер Дженнингс закрыл за собой дверь, она развернула следующее письмо.
«Декабрь 1804 года
Мама и папа!
Благодарю вас за последнюю почту; рада была получить от вас весточку. Спасибо за заботу о благополучии его светлости. Он чувствует себя великолепно, уверяю вас. В настоящее время он на охоте в Шотландии. Я же останусь в Калтон-Хаусе до весны. Мне сказали, что ребенок вот-вот появится на свет, и его светлость пожелал, чтобы я оставалась в Йоркшире, пока это счастливое событие не произойдет.
Еще раз спасибо за ваше письмо.
Ваша и т. п.
Мэри Калтон».
Бекки вздохнула. Похоже, мама стала столь же равнодушной, как и ее родители. И тут она заметила приписку в самом низу листка:
«6 декабря 1804 года утром ее светлость герцогиня Калтон разрешилась от бремени дочерью».
Бекки медленно свернула письмо, положила его в стопку и подняла глаза на Выцветшие занавески, которыми было закрыто окно. Она ведь и забыла про свой день рождения. Завтра ей исполнится двадцать три года.
Бекки собрала письма, снова связала их в пачку и медленно поднялась — тело ее словно отяжелело от почти всепоглощающей печали. Значит, мама никогда не любила отца. Да и он, очевидно, никогда ее не любил. Как это ужасно — жить с сознанием того, что твой муж — самый худший твой враг! Бекки следовало понимать такое — она прожила с подобным сознанием один полный день, и даже этого короткого времени хватило, чтобы безвозвратно изменить ее характер.
А ведь она чуть не повторила эту ужасную ошибку. Со вздохом Бекки подошла к шкафу, чтобы положить письма на место, туда, где нашла их. Как раз в тот момент, когда она задвигала ящик, дверь в спальню внезапно распахнулась и громко ударилась о стену. На пороге стоял Джек Фултон.
Глава 20
Бекки изумленно смотрела на него. Горькая, душащая ненависть схватила ее за горло.
Как посмел он сюда явиться?! Как посмел вторгнуться в ее дом, в ее святилище?!
Волосы его растрепал ветер, лицо было красно. На нем не было шляпы, но плащ он снять не успел.
— Бекки. Слава Богу, я нашел тебя! Слава Богу, ты здесь!
Она с трудом собралась, чтобы обрести дар речи, а когда заговорила, голос ее прозвучал низко и твердо. И очень решительно.
— Убирайся.
Джек покачал головой:
— Дай объяснить тебе…
— Я не стану тебя слушать. Никогда больше. — Джек сделал шаг к ней, но она стояла не шелохнувшись. — Убирайся. Прочь!
— Пожалуйста, Бекки. — Он говорил тихо и глухо. Он умолял. — Мне так много нужно объяснить тебе…
Он был опасен. Способен причинить ей серьезный вред. Гораздо более серьезный, чем причинил Уильям.
Пальцы ее зашевелились в поисках орудия защиты. И вдруг она нашла его. В кармане фартука, прямо под рукой. Быстро нырнув в карман, она выхватила пистолет.
— Убирайся вон из моего дома, — проговорила она с тихой угрозой и медленно подняла руку. Пальцы плотно обхватывали инкрустированную серебром рукоять, направляя дуло прямо ему в грудь.
Джек смотрел широко раскрытыми изумленными глазами.
— Ради всего святого, прекрати эти глупости и давай поговорим!
— Нет.
— Ты не застрелишь меня.
— О, ты ошибаешься! Застрелю.
Он ведь не знал, что она сделала тогда. Какова была ее роль в смерти Уильяма. Все думали, что его убили разбойники. И лишь немногим было известно, что на самом деле его застрелил Гарретт. И лишь двое на всем белом свете — Кейт и Гарретт — знали, что сделала в тот день со своим мужем сама она, Бекки.
— Это ты предупредил в ту ночь Гарретта, что мы будем вместе в гостинице. Ты нарочно подстроил, чтобы он нас нашел. Хотел, чтобы весь свет узнал об этом, и все спланировал. Ты просто принудил меня выйти за тебя замуж.
— Постой, Бекки. — Голос Джека звучал тихо и соблазнительно. Именно этот голос чуть не заставил ее отдаться ему безвозвратно. Принудил отдать ему свое тело… и свою любовь, будь она проклята! Но ему не получить ее в жены и не добраться до ее денег. Никогда.
Джек протянул к ней руку:
— Дорогая, опусти пистолет. Я так виноват… Я могу объяснить… Я же знаю, ты не хочешь этого.
Она защищала от Уильяма своего брата. Она защищала Кейт. Теперь она должна защитить себя. Подняв большой палец, она опустила его и с резким щелчком взвела курок. Рука ее ничуть не дрожала.
— Ты даже не представляешь, на что я способна.
— Бекки, пожалуйста…
— Не шевелись.
Он замер.
С минуту они стояли друг против друга молча, потом она сказала:
— Повторяю тебе еще раз: убирайся из моего дома.
Он покачал головой:
— Я люблю тебя, Бекки. Больше всех на свете. Люблю тебя.
Что-то всколыхнулось у нее внутри, руки задрожали, но она подавила волнение и снова решительно сжала оружие. Он лжет. Как лгал ей с самого начала, так же лжет и теперь.
— Я не оставлю тебя. Ты меня тоже любишь. Я знаю, любишь. Я видел это в твоих глазах, чувствовал в твоих прикосновениях. Ты не сможешь меня убить.
Медленно, словно во сне, он шагнул к ней. В голове у Бекки зазвенели тревожные колокола. «Спасайся, Бекки!» Джек ступил ближе. Он был уже совсем рядом, уже протягивал к ней руки. Она крепче сжала пистолет и сильно нажала на спусковой крючок.
В маленькой комнате грохнул выстрел. Она не заметила, как зазвенело оконное стекло, как ударила в ладонь отдача. Боль пронзила ее сломанную руку, настолько сильная боль, что она сделала шаг назад.
Джек изумленно открыл рот, неловко отступая прочь и глядя на себя. Из дыры на его плаще показалась кровь. Колени подкосились, он медленно осел, а потом с грохотом рухнул на пол.
Боже правый! В груди у него полыхало. Джек видел над собой только низкий закопченный потолок. И не было ничего, кроме невероятно сильной боли и крови. Его словно жгло адским пламенем, а кровь… Было так много крови… Алой, пульсирующей. Его крови.
Глаза у него были полны жгучими слезами. Он хватал воздух ртом, не в силах дышать. Так что же, она прострелила ему сердце? Или легкие?
