Приехавший врач, молодой человек с вежливыми манерами, густыми черными бровями и такой же шевелюрой, представился как доктор Беллингем. Бекки порадовалась, что он не стал расспрашивать о подробностях происшествия. Он просто разбинтовал рану, осмотрел ее и с помощью своих хирургических щипцов проверил, не осталось ли внутри инородных предметов. Ничего не обнаружив, он зашил рану и попросил принести самый большой ремень в доме. Бекки разыскала его в дедовом шкафу. Доктор привязал руку Джека к его груди, подсунув под мышку большой кусок мягкой материи, потом наложил свежую холодную повязку и соорудил перевязь, чтобы зафиксировать плечо. Джек очнулся в самый разгар этих манипуляций. Скрипя зубами, он ухитрился отвечать на вопросы доктора, который в это время ощупывал рану. Наконец доктор вывел Бекки в коридор.
— К сожалению, миледи, я не сумел найти пулю.
— Но я вытащила ее.
Доктор нахмурился:
— Гм… понятно.
— Я правильно сделала? — Бекки была уверена, что правильно, но нахмуренные брови врача заставили ее усомниться.
— Во всяком случае, вы не сделали никакой ошибки, если мы с вами говорим об одних и тех же вещах, миледи. Вы ничего не повредили. Однако же на будущее я бы посоветовал вам оставить подобные операции тем, кто в них более сведущ.
Бекки поджала губы и кивнула.
— Он поправится?
— Речь идет о двух повреждениях: мышечное ранение от пули и раздробленная кость. Если все пойдет как ожидается, то мышечная рана со временем совершенно заживет. Но скорее всего он уже не сможет пользоваться рукой как прежде.
— У него повреждена ключица, да?
Кустистые брови доктора поднялись кверху.
— Ну да. В области повреждения наблюдаются мелкие разрозненные фракции.
Бекки и сама ощутила под своими пальцами какие-то твердые крошки, когда вытаскивала пулю и Осколки кости.
— А шейка плеча? А скапула
[2]
?
— То и другое не затронуто.
— Я думаю… кажется, рана достаточно далеко от плечевого сустава.
— Да, вы правы. Видимо, сустав не задет.
Бекки облегченно вздохнула:
— А нервные окончания?
— Похоже, он достаточно хорошо чувствует свои пальцы, и хотя ему больно шевелить рукой, но он может это делать.
Бекки заставила себя хотя бы кивнуть. Однажды она читала о происшествии с мужчиной, который был ранен примерно так же, как она ранила Джека. Пуля разорвала нерв в руке, и та на всю оставшуюся жизнь осталась парализованной.
Ей было так тошно, что она не сумела даже вслух поблагодарить доктора. Он быстро проговорил наставления о том, как ей следует ухаживать за больным в течение ближайшей ночи, сказал, что придет еще утром, после чего покинул дом.
Наступила полная тишина. Бекки вернулась к постели Джека и нашла его в полузабытьи. Она долго смотрела на него, борясь с тошнотворным чувством вины. Наконец подняла голову и увидела всех троих слуг, которые все это время за ней наблюдали.
— Вы можете идти, — шепнула она.
Люди послушались. Лица у них были удрученными. Последней вышла миссис Дженнингс, подняв подолом целое облако пыли, и закрыла за собой дверь.
Глядя в белое лицо Джека, Бекки рассеянно потерла свой локоть, нащупав в привычном месте бугристую поверхность шрама и под ней — криво сросшуюся кость.
Значит, он солгал ей. Он гонялся только за ее деньгами. Точно такой же негодяй, как Уильям.
Но тогда почему у нее такое чувство, будто все случившееся — ужасная ошибка?
Она почти совсем не мучилась угрызениями совести, когда ударила ножом Уильяма, а уж когда Гарретт довершил дело выстрелом из пистолета, ощутила только облегчение. Чувство вины и самоосуждение пришли позже.
Но сейчас в груди у нее как будто разрасталась болезненная опухоль, настолько плотная и твердая, что она с трудом дышала.
Джек пробудил в ней гораздо более смелые мечты, чем Уильям. Четыре года назад она беспечно и доверчиво пустилась в любовное плавание. Теперь все было иначе. Она уже знала цену доверчивости и надежно оберегала свои чувства. И все же подарила и то и другое этому мужчине, чтобы в итоге обнаружить, что ее снова предали.
Впервые с той минуты, как она узнала об обмане Джека, на ее глаза навернулись слезы, перелились через ресницы и ручьями заструились по щекам.
Для чего он сюда явился? Она сейчас так слаба и уязвима… Почему бы ему не выбрать себе другую богатую наследницу или вдову? Как пережить ей боль этого обмана? Как перестать винить себя в том, что она с ним сделала сегодня? Даже после всего, что он натворил, даже несмотря на все явные доказательства его вины, сам факт, что она в него выстрелила, лишь усугублял и обострял внутреннюю боль.
Она уткнулась лицом себе в ладони.
— Бекки, — позвал он слабым хриплым голосом. Она медленно подняла голову. Слезы по-прежнему текли из глаз, но она смотрела на Джека сквозь их пелену. Он очнулся, хотя был все еще слишком бледен. Губы почти совсем белые и жесткие от боли. — Почему ты плачешь, любимая?
— Не зови меня так.
Он потянулся к ней неповрежденной, но дрожащей от слабости рукой.
— Не плачь.
Бекки отпрянула, чтобы он не смогло нее дотронуться.
— И не старайся быть добр ко мне, — прошептала она. — Я уже знаю цену твоей доброте.
Если еще учесть, что она в него стреляла, то они теперь поистине «неразлучные враги».
Джек вздрогнул.
— Дело в том… На самом деле ты не знаешь. Верь мне.
— Я не верю ни одному твоему слову. Я больше никогда тебе не поверю. Не стану повторять старую ошибку.
— Бекки… — Веки его опустились, но он сумел заставить себя снова открыть глаза. — Ты выстрелила в меня.
— Да.
— Я умру?
— Не думаю.
Карие глаза остановились на ее лице.
— Ты бы хотела, чтобы я умер?
Бекки молчала. Джек упрямо смотрел ей в глаза.
Она просто не могла признаться вслух. Признаться в том, как ей хочется, чтобы он выздоровел. А потом уехать как можно дальше, чтобы никогда не испытывать этой режущей боли, которую причиняет один его вид.
Джек опять закрыл глаза и продолжительно, прерывисто вздохнул:
— Я по-прежнему тебя хочу.
Бекки окаменела.
— Но ты меня не получишь. И моих денег тоже.
— Да не нужны мне… твои деньги, — выдохнул он.
Она сплела пальцы и сжала губы. Хотелось крикнуть ему, что он лжец, и спросить, как он смеет лгать ей даже теперь. Но, взглянув на его плечо и заметив, что кровь просочилась сквозь белую повязку, Бекки удержалась.
