— Теперь тебе нет нужды притворяться. Я уже взрослая и
вполне в состоянии нести ответственность за собственные поступки. Теперь я
понимаю, что была тебе не женой, а всего лишь капризным, взбалмошным ребенком,
который вдруг решил поиграть в семейную жизнь. Я не убирала, не готовила, а
когда тебе надоедало потакать моим прихотям, отказывалась даже спать с тобой.
Я, и только я, виновата в том, что наш брак не удался.
К ее великому изумлению, Тед тяжело вздохнул и, задумчиво
покачав головой, сказал:
— А ты по-прежнему любишь заниматься самобичеванием. Все так
же беспощадна по отношению к самой себе.
— Беспощадна к самой себе? — Кэтрин не верила собственным
ушам. — Тед, ты или шутишь, или путаешь меня с кем-то другим! На тот случай,
если ты за эти годы кое-что подзабыл, я попытаюсь немного оживить твою память.
Я — та самая женщина, которая только чудом не отправила тебя на тот свет своей
стряпней. Это, конечно, касается тех редких дней, когда я снисходила до
появления на кухне. Это я сожгла три твои форменные рубашки в первую же неделю
нашей совместной жизни. Это я всегда заглаживала стрелки на твоих брюках таким
образом, что они приходились как раз на боковые швы.
— Не нужно преувеличивать. Не думаю, чтобы мне на самом деле
грозило пищевое отравление.
— Мне очень сложно что-либо преувеличить, Тед! Я же
прекрасно помню, как насмехались над тобой все полицейские. Я сама не раз
слышала шпильки в твой адрес.
— Неужели ты думаешь, что их насмешки ранили меня больнее,
чем сознание того, что я женат на женщине, которую бессилен сделать счастливой?
Но Кэтрин так давно готовилась к этой исповеди, что
решительно отвергла галантную попытку Теда взять часть вины на себя:
— Это не правда! Зачем ты возводишь на себя напраслину? О
Боже, как вспомню, что твоя бедная мама, стараясь хоть чем-то помочь, даже дала
мне рецепт твоего любимого гуляша! Но я и его ухитрилась приготовить так, что
ты постарался незаметно выкинуть его в мусоропровод. Да-да! Не отрицай. Я сама
это видела. Наверное, та же участь постигала и всю остальную мою стряпню, но я
едва ли могу винить тебя за это.
— Черт возьми, Кэтрин, не говори ерунды. — Тед снова начинал
сердиться. — Я ел абсолютно все, что ты готовила. Кроме гуляша. Мне очень
неудобно, что ты заметила, как я выбрасываю его в мусоропровод, но я его с
детства не перевариваю.
— Тед, зачем ты лжешь мне? Твоя мама сказала, что это твое
любимое блюдо.
— Это любимое блюдо Карла. Мама просто перепутала. Такое уже
случалось.
Внезапно до них обоих дошла вся нелепость и мелочность этого
их спора. Теперь Кэтрин с трудом сдерживала смех.
— Почему же ты не сказал мне об этом тогда?
— Ты бы мне не поверила. — Обняв Кэтрин за плечи, Тед
попытался объяснить своей повзрослевшей жене то, чего никак не мог объяснить
двадцатилетней девчонке. — Понимаешь, в свое время юная, красивая и умная дочь
Диллона Кахилла вбила себе в голову, что может сделать все что угодно, и причем
гораздо лучше, чем кто бы то ни было. Когда же она в чем-то терпела неудачу, то
была настолько огорчена, сердита и зла на саму себя, что ей было бесполезно
что-либо объяснять. Кэти, пойми, ты тогда представляла себе жизнь как
выполнение ряда заранее поставленных задач. Причем решать их нужно было в
полном соответствии с имеющимся образцом, и ответ был тоже предопределен
заранее.
Никто, кроме Теда, никогда не называл ее этим забавным
уменьшительно-ласкательным именем. И теперь, услышав его снова после такого
долгого перерыва, Кэтрин почувствовала, как ее сердце сжалось от сладкой боли.
А Тед тем временем продолжал:
— Ты ведь захотела вернуться в колледж сразу после того, как
мы поженились, вовсе не из детского каприза. Нет. Просто неожиданное замужество
никак не вписывалось в тот стройный план, который уже был у тебя в голове. И в
этом плане под первым номером, естественно, стояло получение первоклассного
образования в одном из престижных колледжей Восточного побережья. И твое
огромное желание иметь собственный особняк тоже не было всего лишь пустой
прихотью. И уж, конечно, оно не было вызвано тем, что ты хотела кому-то
доказать свое превосходство. Нет. Просто ты искренне верила в то, что мы будем
счастливы в этом новом прекрасном доме, потому что… потому что именно в таком
доме, по твоим представлениям, должна была жить Кэтрин Кахилл.
Прислонившись к стене и закрыв глаза, Кэтрин слушала его со
смешанным чувством любви и печали.
— Ты знаешь, — наконец сказала она, — после возвращения в
колледж я почти целый год каждую неделю ходила к психоаналитику, пытаясь
разобраться в самой себе и в причинах нашего развода.
— Ну и что же ты выяснила?
— Практически ничего сверх того, что ты сказал две минуты
назад. И знаешь, что я сделала потом?
Легкая улыбка наконец коснулась губ Теда, и он отрицательно
покачал головой:
— Боюсь, что не смогу догадаться даже приблизительно. Так
что же ты сделала потом?
— Я поехала в Париж и поступила учиться на самые лучшие
кулинарные курсы!
— Ну и каковы были твои успехи на этом поприще?
— Не могу сказать, что я числилась среди лучших учеников, —
неохотно признала Кэтрин. — Пожалуй, первый раз в моей жизни я не смогла
преуспеть в том, в чем действительно хотела преуспеть.
Только Тед мог понять, чего ей стоило это признание, и он по
достоинству оценил ее мужество.
— Но ты хотя бы сдала выпускные экзамены? — шутливо
поинтересовался он.
— Я успешно сдала говядину, — в тон ему ответила Кэтрин, —
но потерпела полное фиаско с остальными видами мяса. Особенно с телятиной.
Пожалуй, впервые за последние три года они смотрели друг на
друга с улыбкой.
— Поцелуй меня. Пожалуйста, — мягко попросила Кэтрин.
— Нет! — Тед резко отшатнулся, как будто она его ударила.
— Ты что, боишься?
— Прекрати! Ты уже использовала этот трюк несколько лет
назад. Больше не сработает. Я уже сказал тебе, что между нами все кончено, черт
побери!
Стараясь ничем не выдать того, насколько сильно уязвлена ее
гордость, Кэтрин скрестила руки на груди и ласково улыбнулась:
— Для сына священника ты слишком много ругаешься.
— И это ты мне уже говорила несколько лет назад. И я снова
отвечу тебе то же самое, что и тогда. В отличие от моего отца, я сам не
священник. Кроме того, — добавил он, желая окончательно развеять все иллюзии
Кэтрин по поводу возможного продолжения их отношений, — за эти годы у меня
несколько изменились вкусы. Теперь я предпочитаю сам выступать в роли
соблазнителя.
