— Перестань! — предупредил он. — А не то мне придется
перейти в другую комнату.
К его великому изумлению, Кэтрин тотчас же послушно
отстранилась. Лучше бы она разозлилась и накричала на него, как это бывало
прежде. Еще минуту назад он был полуживой от усталости, но теперь тело,
казалось, обрело вторую, свою собственную жизнь, в которой не было места
логическим размышлениям.
— Либо пересядь, — продолжал Тед, не открывая глаз, — либо
сними это гнусное кольцо, которое носишь на левой руке.
— Зачем? — прошептала Кэтрин.
— Затем, что я не собираюсь заниматься любовью с женщиной,
которая носит обручальное кольцо, подаренное другим мужчиной и…
Кольцо с бриллиантом, оцененным почти в четверть миллиона
долларов, было небрежно отброшено в сторону. После того как оно ударилось о
кофейный столик, в гостиной раздался тихий смех Теда.
— Кэти, ты — единственная женщина в мире, которая могла так
поступить с таким бриллиантом.
— Я — единственная женщина в мире, которая создана для тебя.
Рука Теда нежно гладила затылок Кэтрин, перебирала мягкие
завитки волос. Открыв глаза, он смотрел на поднятое к нему лицо и вспоминал тот
ад, которым была их «семейная жизнь»… Вспоминал он и ту ледяную пустоту,
которая образовалась в его душе после того, как он остался один.
— Я знаю, — прошептал Тед, целуя уголок глаза, в котором
дрожала предательская слезинка.
— Дай мне еще один шанс, и я докажу это.
— Я знаю, что докажешь, — прошептал Тед, сцеловывая вторую
слезинку.
— Так ты дашь мне еще один шанс? Тед заглянул в голубые
глаза жены и понял, что другого пути у него нет и никогда не было.
— Да.
Глава 63
Джулия проснулась с тяжелой, тупой головной болью, все еще
одурманенная лекарствами, которыми ее накачали сутки назад. Она с трудом встала
и, пошатываясь, направилась на кухню. Открыв дверь, она застыла на пороге, не
веря собственным глазам, — Тед и Кэтрин стояли у мойки, сжимая друг друга в
объятиях. Но через некоторое время смысл происходящего проник в ее затуманенный
мозг, и Джулия широко улыбнулась.
— А кран, между прочим, открыт, — сказала она, напугав и их,
и в первую очередь себя каким-то скрипучим, осипшим голосом.
Тед радостно улыбнулся в ответ, но Катрин аж подпрыгнула от
неожиданности и покраснела, как будто ее застали на месте преступления.
— Джулия, извини! — выпалила она, отстраняясь от Теда.
— За что? — поинтересовалась Джулия, наполняя стакан водой.
Ее мучила странная жажда.
— За то, что ты застала нас, когда мы… мы…
— А почему ты должна извиняться? — спросила Джулия, вновь
наполняя стакан. Казалось, что вода помогает не только утолить жажду, но и
немного разогнать туман в голове. Правда, лучше бы она этого не делала. Потому
что на смену туману тотчас же нахлынули воспоминания.
— Потому что, — бессвязно лепетала Кэтрин, — мы здесь не для
того, чтобы обниматься, а чтобы помочь тебе прийти в себя после… после того,
что произошло в Мехико и…
Стакан выскользнул из рук Джулии и со звоном разбился об
пол. Кэтрин испуганно умолкла.
— Не надо! — Джулия облокотилась о стойку и закрыла глаза,
стараясь не вспоминать разъяренное выражение лица Зака, мелькающие в воздухе
дубинки и глухой звук, с которым его тело ударилось о каменный пол аэропорта.
Ее сотрясала неудержимая дрожь, и прошла почти минута, прежде чем она смогла
что-либо сказать.
— Никогда больше не говорите мне об этом, — уже спокойно
попросила она и добавила:
— Я в полном порядке. Все уже закончилось. И прошу только об
одном — никогда больше не напоминать мне об этом.
Джулия посмотрела на настенные часы.
— Мне нужно позвонить, — сказала она и, ни на секунду не
задумываясь о том, что делает нечто прямо противоположное тому, о чем просила
Теда и Кэтрин менее минуты назад, начала набирать рабочий номер Пола
Ричардсона.
Она чувствовала себя совершенно опустошенной. Глядя на свои
дрожащие руки, Джулия не на шутку испугалась. «С этим нужно кончать», —
подумала она. Причем немедленно. В конце концов, жизнь большинства людей никак
нельзя назвать вечным праздником, но это не значит, что они оказываются на
грани сумасшествия после каждого удара судьбы. Конечно, можно продолжать
глотать транквилизаторы и вскоре превратиться в зомби, но если она хочет
остаться человеком, то придется взять себя в руки и вновь научиться думать
головой. Время — лучший лекарь. Хватит слез. Хватит истерик. Хватит боли. У нее
есть о ком заботиться. Она нужна своим ученикам. Она нужна тем женщинам,
которых пыталась вытащить из трясины невежества и избавить от унижений. Они
смотрели на нее. Они брали с нее пример. И она должна показать и доказать им,
что умеет с честью выходить из любой, самой сложной ситуации.
Ей срочно необходимо чем-то себя занять. Нет, нужно
загрузить себя до предела. Нельзя, ни в коем случае нельзя распускаться.
— Пол, — сказала она, когда на том конце провода взяли
трубку, — мне необходимо увидеться с ним. Я должна объяснить…
Пол был мягок, но категоричен:
— В данный момент это совершенно невозможно. Некоторое время
начальство амариллской тюрьмы не позволит ему принимать посетителей.
— Он в Амарилло? Но ты же обещал, что его отправят в
психиатрическую лечебницу! Его же необходимо обследовать и лечить!
— Я обещал, что постараюсь добиться этого. И я действительно
сделаю все от меня зависящее, но на это необходимо некоторое время и…
— Не нужно рассказывать мне о «необходимом времени», —
начала Джулия, но чувствуя, что снова срывается на истерику, быстро взяла себя
в руки. — Этот начальник тюрьмы — самое настоящее чудовище. Он — садист. Ты сам
имел возможность в этом убедиться. Зака будут избивать до тех пор, пока…
— Хэдли не тронет его и пальцем, — мягко перебил ее Пол. —
Это я могу тебе твердо пообещать.
— Но как ты можешь быть уверен в этом? Ты же не знаешь…
— Я знаю. Я предупредил Хэдли, что мы собираемся допросить
Бенедикта в связи с делом о похищении и я хочу, чтобы к этому допросу он был в
форме. Хэдли знает, что я его терпеть не могу, и прекрасно понимает, что в
случае чего у него могут быть большие неприятности. Он не захочет ссориться ни
с ФБР вообще, ни со мной в частности, особенно теперь, когда и без того
проводится служебное расследование в связи с недавним бунтом в его тюрьме.
Хэдли слишком дорожит своей шкурой и своей работой.
