Чариз взяла себя в руки. Голос ее звучал тверже, когда она сказала:
— Теперь моя очередь задавать вопросы.
Он сложил руки на груди и окинул ее пристальным взглядом.
— Задавайте ваш вопрос.
— Вы женаты?
Он засмеялся несколько натянуто:
— Бог мой, конечно, нет.
Он ответил так, словно она спросила, растут ли у него рога. Его тон удивил ее настолько, что смущение от неуместного вопроса отступило на второй план.
— Вы говорите так, будто это невозможно.
— Поверьте, я говорю правду.
Он выглянул из окна, окинув взглядом унылый ландшафт.
Чариз не сводила с него глаз.
Гидеон повернулся и увидел ее устремленный на него взгляд.
Чариз смотрела ему в глаза. Она видела, что он в смятении. Чариз не была настолько тщеславна, чтобы заподозрить, будто дело в ней. Нет, ее маленькая трагедия лишь краем зацепила его жизнь. Увы, очень скоро он ее забудет.
— Моя очередь. Где ваши родители?
— Умерли, — быстро ответила она, не успев солгать.
— Сожалею.
Она опустила глаза. Здоровая рука непроизвольно сжалась.
— Отец умер, когда мне исполнилось шестнадцать. Мать — три года назад.
— Сколько вам лет?
Она была благодарна ему за то, что он не стал расспрашивать ее о родителях. Ей до сих пор было больно говорить на эту тему.
— Двадцать. Почти двадцать один.
Первого марта она достигнет совершеннолетия. И тогда ей больше нечего будет бояться. Если ей удастся сохранить свободу ближайшие три недели, сводные братья уже ничего не смогут с ней сделать. Ни с ней, ни с ее состоянием.
— Это уже два вопроса.
Странный у них получался разговор. Как в фехтовании — обмен уколами. И опасная игра.
— Вы можете задать два вопроса.
— Талливер зовет вас сэром. Вас посвятил в рыцари король?
— Да.
Она ждала пояснений, рассказа о совершенном им подвиге, но Гидеон молчал.
— Выходит, этот титул не был передан вам по наследству?
— Я баронет, хотя я не должен был унаследовать титул.
— Пенрин ваше фамильное поместье?
— Да.
— А почему вы сейчас не там?
— Я был в Лондоне. — Он сделал многозначительную паузу. — Теперь моя очередь. От Карлайла до Портсмута путь неблизкий. Особенно для одинокой женщины. Что заставило вас пуститься в путь?
— Обстоятельства.
Это по крайней мере было правдой.
— Выходит, ваша тетя вас ждет?
— Тетя… Тетя Мэри желает иметь компаньонку. Она… Она богатая старая дева.
Достаточно близко к истине в отношении сестры ее бабушки, которая жила в Бате. Только звали ее не Мэри, а Джорджиана. Если бы только Чариз могла прибегнуть к помощи той замечательной женщины. Но бабушка при всем ее состоянии оказалась бессильной против закона и угроз Фаррелов.
— Мисс Мэри Уотсон из Портсмута.
Неужели она действительно услышала скепсис в его голосе, богатом обертонами и густом, как выдержанное вино?
— Да, так и есть.
— Значит, вы сможете показать, как к ней проехать.
О Боже, только не это! Ей стоило заранее подумать о возможном осложнении. Она выбрала Портсмут в качестве места назначения потому, что в этом портовом городе на перекрестке торговых путей она могла затеряться, словно иголка в стоге сена. Но она никогда не была в этом городе, ничего о нем не знала.
— Конечно, — торопливо ответила она, предупреждая его дальнейшие расспросы касательно мифической тетушки. — Почему вы были в Лондоне?
Она не ошиблась? Действительно ли в его темных глазах появилось это беспокойно-досадливое выражение?
— В Корнуолле чувствуешь себя оторванным от жизни, особенно зимой.
Она приняла бы его ответ, если бы не загар. Его ответы озадачивали Чариз. Возможно, он не лгал так же беззастенчиво, как она, но он не был с ней и до конца честен.
— Акаш работает на вас?
Он удивленно засмеялся. Впервые Чариз слышала, как простодушно он смеется. Смеется лишь потому, что ему смешно. И этот смех делал его обезоруживающе привлекательным.
— Конечно, нет. Он мой друг.
— Но… — Чариз замолчала из опасения сказать что-то, что могло бы его оскорбить.
— Не стоит делать скоропалительных выводов, мисс Уотсон.
Из кармана пиджака он достал плоскую серебряную фляжку. Она подумала, что он станет пить, но он протянул флягу ей.
— Там бренди.
— Я не пью крепких напитков.
— Бренди поможет вам уснуть и приглушит боль.
— Лечение Акаша мне уже помогло.
— Еще пара часов дорожной тряски, и чудо кончится.
Голос сэра Гидеона понизился до бархатного увещевательного шепота.
— Выпейте, Сара. Обещаю, хуже вам не будет.
Чариз взяла фляжку. Черные глаза сэра Гидеона обладали гипнотической силой. Алкоголь обжег горло, и она закашлялась. От кашля ребра пронзила боль, но тепло уже приятно разливалось по телу.
Она вернула ему фляжку. Глаза стали слипаться. Она чувствовала невыносимую усталость. Она с трудом подавила зевок, от чего опухшая челюсть заныла.
Она не станет спать. Она не доверяла своим попутчикам настолько, чтобы забыться сном. И надо быть настороже, чтобы не упустить шанс сбежать.
Она не станет спать, не станет…
Утром следующего дня карета въехала в Портсмут. Гидеон дремал. Последнее время крепкий сон стал ему недоступен, будь то сон на кочковатом сиденье в тряской карете или в кровати на пышной перине. Иногда он думал, что продал бы душу дьяволу зато, чтобы проспать хотя бы одну ночь без кошмаров. Но потом он вспоминал, что продавать дьяволу ему нечего.
По крайней мере клаустрофобия уже не так сильно давала себя знать, как в первые месяцы по возвращении из Индии. Заключение в карете причиняло ему дискомфорт, но он, слава Богу, с ним справлялся.
Акащ, сидевший напротив, пристально смотрел на него. Перед рассветом пошел снег, и его друг вынужден был спрятаться в карете. Они предложили Талливеру остановиться в придорожной гостинице, но Талливер к английскому холоду оказался столь же невосприимчив, как и к удушающей жаре на корабле, корабле, который доставил их сюда из Индии.
Взгляд Гидеона потеплел, когда он посмотрел на спящую женскую фигуру рядом с Акашем. Сара лежала, свернувшись, в углу. Казалось, что и во сне ее не оставляет тревога.
