Цицерон! Поразительно, до чего он походил на свои бюсты.
— Моя жена Публилия, — добавил он, указывая на женщину, годившуюся ему во внучки. Та улыбнулась и кивнула.
Цицерон, в отличие от его спутников, задержался рядом со мной.
— Трофеи Египта, — беззаботно промолвил он, обводя рукой декорации. Словно невзначай, он включил в этот круг и меня. — Как бы мне хотелось побывать там и увидеть чудеса собственными глазами!
— Мы были бы рады такому гостю, — сказала я. — Однако мне говорили, что, даже будучи наместником Киликии, ты считал отъезд из Рима ссылкой.
— Это верно, — легко согласился Цицерон, — я чувствую себя хорошо лишь в Риме. В нем есть все, что нужно человеку, дабы чувствовать себя удовлетворенным жизнью.
Цицерон глубоко вздохнул, и я поняла, что он и вправду искренне любит Рим.
— А еще мне говорили, что Цицерон чувствует себя удовлетворенным жизнью, только пребывая рядом со средоточием власти, — продолжала я.
— Но средоточие власти над миром это и есть Рим, — ответил он.
— Да, Рим покорил большую часть мира, — заметила я. — Но ему еще предстоит усовершенствовать систему управления. Держава слишком велика, ее границы простираются далеко на север, запад и восток.
— Республика есть самая лучшая форма правления, какую когда-либо создавал мир, — провозгласил Цицерон, несколько напрягшись.
— Возможно, до сих пор она себя вполне оправдывала, — не стала спорить я. — Но времена меняются. Когда-то Рим был городом-государством, а теперь это столица огромной державы. То, что хорошо в одних обстоятельствах, может стать непригодным в других.
Я ожидала, что Цицерон ответит какой-то остротой. Вместо этого он подтянул тогу, словно боялся подцепить заразу, позвал жену, и они направились в пиршественный зал.
— Цицерон совершил ошибку, женившись на этой девушке, — сказала мне Валерия на ухо. — Он хотел заполучить ее деньги, но вышло не совсем так, как он рассчитывал.
— Она очень красивая, — признала я.
— Лучше бы он остался со своей сварливой старой женой, — продолжала Валерия. — Они отлично подходили друг другу.
— А что ты думаешь о Кассии? — спросила я, вспомнив его хмурую физиономию.
— Он один из полководцев Помпея, перешедший на сторону Цезаря. Он породнился с Брутом благодаря женитьбе. С тех пор они заодно.
— Значит, он один из тех, кто получил от Цезаря прощение. А искренне ли он принял его сторону?
— Ну, с уверенностью об этом судить трудно. Однако могу сказать, что бывшие сторонники Помпея после его гибели по большей части отступились от его дела. Во всяком случае, они не захотели поддержать сыновей Помпея.
— Но поддерживают ли они Цезаря?
Валерия помедлила и после некоторого размышления ответила:
— Они его терпят.
Прибыла Октавия со своим мужем Гаем Клавдием Марцеллом. Он оказался красивым мужчиной.
— Он тоже принадлежал к сторонникам Помпея и получил прощение от Цезаря, — сообщила Валерия.
У меня складывалось впечатление, будто весь Рим помилован Цезарем. А это значит, что у него полно врагов. Гости все прибывали и заходили группами, придерживая мокрые после переправы через «Нил» подолы. Однако они улыбались, из чего следовало, что пародийный Египет Цезаря оказался удачной идеей — иначе его недруги не пришли бы в столь веселое настроение.
Средних лет мужчина в сопровождении двух женщин нерешительно потоптался на пороге, а потом направился прямо ко мне. Он был тощим, но под пышной тогой его худобу не сразу удалось разглядеть. У этого неудобного одеяния есть одно преимущество: оно скрывает и излишнюю полноту, и худобу.
— Марк Эмилий Лепид, — представился он. — В этом году имею честь служить с Цезарем в качестве консула. — Он тепло улыбнулся. — Моя жена Юния.
— Мой муж слишком скромен, — заговорила женщина. — Он был правой рукой Цезаря в качестве наместника Дальней Испании и сохранил провинцию, пока тот сражался на Востоке.
Лепид смутился.
— Моя жена чересчур меня захваливает, — сказал он. — Никого нельзя назвать «правой рукой Цезаря». Я бы сказал, что достаточно служить и его левой рукой, но это звучит двусмысленно.
Он рассмеялся.
— За действия в Испании Цезарь удостоил мужа триумфа, — не унималась жена.
— Довольно, Юния, — сказал Лепид. — Никто не любит хвастунов.
— Я тоже Юния, сестра Юнии и жена Кассия, — представилась вторая его спутница.
— Выходит, ты тоже сестра Брута?
Мне было нелегко разобраться в этих именах. Почему в Риме все дочери одной фамилии носят одинаковые имена?
— Верно, — сказала она.
Они двинулись в пиршественный зал, а я повернулась к Валерии.
— Наконец-то искренний сторонник Цезаря! — воскликнула я.
— Да. Лепид предан Цезарю, но он не из тех, на кого можно опереться. — Она покачала головой. — Он слабохарактерный и… вялый.
«В каком смысле?» — задумалась я.
На поле битвы или в постели? Я проводила взглядом его затерявшуюся в толпе жену, но тут к нам решительно подошла явившаяся без спутника женщина. Она была довольно привлекательна, с густыми волосами пшеничного цвета, связанными узлом на шее, и с тяжелым подбородком.
— Фульвия, ваше величество, — проговорила она, глядя мне прямо в глаза, и после паузы добавила: — Из рода Фульвиев из Тускула.
Словно это что-то мне поясняло.
Впрочем… Кажется, я о ней слышала. Не она ли та самая неистовая жена мятежника Клодия? Да, пожалуй, я слышала ее имя в связи с уличными стычками в Риме.
— Добро пожаловать, — сказала я.
Фульвия выглядела под стать своей репутации — как настоящая амазонка.
— Она ведь вдова Клодия? — спросила я Валерию.
— Значит, рассказы о ней дошли и до Александрии? — подивилась Валерия. — Да, это она. Своего рода знаменитость.
— Не похоже, чтобы она нуждалась в новом муже, — заметила я. — Или ей подойдет сам Геракл.
— По слухам, она того же мнения, — ответила Валерия.
Едва прозвучали эти слова, как в двери ввалился человек, одетый Гераклом.
Огромный, словно медведь, мускулистый, одетый в львиную шкуру, со здоровенной дубиной, он имел вид настоящего олимпийца. А на его руке висела женщина, одетая столь ярко, что я непроизвольно моргнула.
— Не может быть! — воскликнула Валерия. — Неужели он притащил ee!
Могучий мужчина подошел к нам легкой походкой, остановился и воззрился на меня, как на некую диковину. У него было широкое лицо с приятными чертами, умные темные глаза, мощная шея и улыбка, которая ослепила бы бога.
