— Джузеппе Доминичи, — с поклоном произнес коротышка, — посол Его Святейшества Павла Третьего.
Природа наделила беднягу малоприятным грубоватым лицом, в котором явно не читался высокий ум.
Я подождал, что он еще скажет. Но посол выжидающе умолк. Пауза затягивалась.
— Расскажите мне, как прошло ваше путешествие к нам, — нарушил я молчание.
— Оно началось год тому назад, — ответил он, — и продлилось долгие месяцы. Мне пришлось проехать по областям Нидерландов, кои я предпочел бы никогда более не видеть. Мой наряд вызывал у местных жителей крайнее раздражение, а в Амстердаме меня даже побили камнями.
— Неужели положение настолько серьезно? — удивился я.
— В некоторых провинциях человеку в черном облачении находиться небезопасно.
— Даже вдовам?
— Даже вдовам. — Он рассмеялся. — Крайние протестанты, видите ли, не признают траур.
Неужели они отказались даже от этого? Боже, какой позор!
— Штормовые времена, — осторожно заметил я.
— Англичане более благовоспитанны.
— У них благовоспитанный государь, — ответил я, — а долг правителей склонять подданных к дружелюбию.
Я никогда не позволял грубости по отношению к иноземцам.
— В вопросах религии тоже?
Ну вот мы и подошли к скользкой теме.
— Христианские монархи ответственны за поддержание истинной веры и соблюдение заповедей в подвластных им королевствах.
— А мой господин, Его Святейшество Павел Третий мог бы снять с вас столь обременительную ответственность, — заявил нунций, приподняв брови.
Он более прямолинеен, чем я.
— Сие есть благословенное призвание святого отца, — продолжил он. — Наш Владыка Небесный предвидел, что на долю христианских правителей выпадет множество мирских забот, и посему, в Своем сиятельном милосердии, Он предназначил благословенного наместника для…
— Посредничества, — закончил я за него. — Мои духовные обязанности не мешают мне управлять государством.
— Но нельзя полноценно поддерживать порядок в обоих ведомствах, — вежливо возразил он. — Человек не в силах угодить двум господам. Вы, ваше величество, стремитесь служить одновременно и Богу, и мамоне. И ваши попытки обречены на провал.
— Я не понимаю смысла этого слова.
— Но вы притязаете на двойное главенство… А я говорю вам: сие невозможно. Так утверждал Господь. Я ссылаюсь на Священное Писание, а не на его толкования.
— Тогда ваш господин, Папа, является главным примером заблуждения. Поскольку он так и сяк усаживался на два стула — и ничего хорошего из этого не вышло. Духовное наставничество привело к такому упадку нравов, что его отвергли даже простые верующие. Мирское руководство завело нас в такие дебри, что половина европейских стран восстала против него. Пусть Его Святейшество заботится об исполнении заповедей якобы почитаемого им Владыки!
— Якобы почитаемого?
— Он ведь утверждает, что является наместником Христа. Однако видим ли мы в нем истинного наследника Спасителя?
— Никому из смертных не дано читать в человеческих душах, ваше величество.
Мне хотелось остроумно возразить ему. Но он сказал правду. Я не мог постичь душу Павла, и наоборот.
— Да, это подвластно только Богу, — помедлив, признал я. — И нам должно смириться с этим.
— Да.
Он поклонился, осенив себя крестным знамением.
Когда нунций выпрямился, мы вновь взглянули друг на друга с молчаливым вниманием, как в первый момент аудиенции.
— Отлучение от церкви по-прежнему в силе? — наконец поинтересовался я.
Кто-то же должен был поднять этот вопрос.
— Павел не может отменить его! — Этот заморыш обладал поразительным бархатным басом. — Слишком много грехов. Уничтожение монастырей, притеснение принцессы Марии, казнь кардинала Фишера, сожжение картезианцев.
Я погладил резные выступы тронных подлокотников. Верно, слишком многое пришлось бы забыть. А я не хотел ничего забывать. Никто из людей не способен на такое.
— Я понимаю.
— Сие может решить Вселенский собор.
— Запоздавший на девять лет. В тысяча пятьсот тридцать третьем году я просил Папу о таком одолжении. Но меня не услышали.
— Вскоре должны собраться кардиналы. В Мантуе, за пределами Империи. Идея созвать собор ниспослана свыше, и Его Святейшество, разумеется, признает вашу дальновидность. Сейчас накопилось столько сложных дел, требующих взвешенных решений…
— Да, надо подумать, как остановить протестантизм в Европе! Но похоже, уже слишком поздно.
— У вас будет право голоса, — заметил он решительным, но лишенным выразительности тоном. — Вы восставали лишь против титула, а не против догматов. Примирение между вами и Его Святейшеством оценивается им как особо важное дело. Он нуждается в союзниках.
— У него есть Франциск и Карл, — небрежно сказал я, не допуская в своем тоне и доли пафоса.
А ведь это заманчивая возможность. Как соблазнительно звучало предложение папского легата! Признание Рима, одобрение моих с трудом завоеванных титулов…
— Непостоянные и сомневающиеся глупцы, — презрительно выдавил он. — У них нет ваших твердости и решительности, дабы противостоять искушениям. Нет, это герои на один день…
— Им недостает святости? Боюсь, никто не может претендовать на это. Нет-нет… Для примирения Англии с Римом Папе придется пойти на некоторые уступки. Надо учесть, что сейчас принять подобные решения по принуждению невозможно. Я не потерплю вмешательства, а ваш господин будет настаивать на подчинении, вот в чем коренятся наши разногласия. Сильные разногласия, я сказал бы. Передайте, что я согласен служить ему в том случае, если он признает мое духовное верховенство в Англии.
На это он никогда не согласится. А меньшее меня не устроит. Таково положение дел. Нунций отвесил поклон и удалился.
* * *
В тот вечер, в мрачном настроении (миноги с трудом переваривались в моем желудке) сидя возле камина, я размышлял о словах, сказанных шотландским послом.
Правда ли, что наши страны невозможно объединить? Мне всегда представлялось, что однажды мы достигнем согласия. Это казалось естественным. В глубине души я уже поженил наших с Яковом детей. Но мой отец когда-то предпринял подобную попытку, и она не принесла благих плодов.
Что же тогда определяет единство страны? Может, общность национального характера ее населения? Однако у норманнов и саксов были разные натуры. Как же им удалось тогда совместно основать Англию? Кельты… настолько ли они непостижимы и самобытны, как утверждал их посол? Неужели Уэльс никогда не станет частью Англии? А Ирландия? Я намеревался постепенно прибрать к рукам и этот остров.
