— В амбаре? — раздался голос Эдуарда, удивленный и плаксиво-пренебрежительный.
— Да. Тут может разместиться множество гостей. Смотрите, какой это замечательный амбар.
Она вышла на середину и развела руками.
— Как удачно, что его построили таким огромным!
— Амбар, — повторил мальчик.
— Волшебный амбар, — громко сказал я, выступая вперед.
Некрасиво было бы подслушивать дальше!
Они оба побледнели, их явно не порадовало мое неожиданное появление.
— Я забрел сюда, чтобы оживить воспоминания об обручальном пиршестве с моей дорогой женой, — пояснил я. — И нет ничего постыдного в том, Эдуард, что мы отпраздновали нашу помолвку в амбаре.
Я взглянул на леди Парр. Мне не хотелось показывать, как я тронут. Умница Кейт привела сюда мальчика, чтобы рассказать ему о матери…
— Очень любезно с вашей стороны, что помимо истории Древнего Рима вы знакомите принца с семейной хроникой, — сказал я.
Она лишь молча склонила голову.
— Да, Эдуард, именно здесь мы с твоей матушкой отметили наше обручение. Тогда стояла чудная майская ночь, и все местные дворяне и помещики прибыли, чтобы поздравить ее, — сообщил я.
На лице его не отразилось никакой заинтересованности. «Вот оно, наше настоящее, — мысленно отметил я, — в равнодушии наших детей». Повествование о любви родителей ничуть не тронуло Эдуарда. Старый амбар оставался для него старым амбаром, лишенным магии, которая соединяет чудесное прошлое с настоящим.
— Жаль, я не успел с ней познакомиться, — наконец вымолвил он.
«Теперь только благодаря портретам Гольбейна вы можете узнать друг друга», — подумал я.
Убежав в дальний конец амбара, Эдуард залез на стожок недавно скошенного сена. Внезапно, сам не зная почему, я почувствовал себя старым и больным. Нам проповедуют, что «в страданиях наших Христос говорит с нами». Но о чем Он говорит? Я ничего не слышал. В эту пору жизни уже следовало подводить итоги, но я не мог. Во многих отношениях я казался себе незрелым человеком. В изношенном хвором теле все еще жил несведущий юнец.
Пока Эдуард прыгал на сене, Кейт стояла рядом со мной. На губах ее блуждала улыбка.
— Пусть пока по-детски, но ваш сын почитает и любит свою мать, — заметила она. — По-моему, для него очень важен приезд сюда, в родовое гнездо Сеймуров. Он должен знать, что в его жилах смешалась кровь Тюдоров и Сеймуров.
— На таких древних фамилиях зиждется величие Англии. Сеймуры, Денни, Парры — все они составляют настоящее могущество страны, — сказал я и взглянул на нее. — Да, Парры славно послужили короне, и, говоря о настоящих англичанах, я имею в виду также и ваш род. Без Парров наша родина не выстоит под натиском врагов.
Кейт хотела было возразить, но почему-то передумала.
— Да, — молвила она, — мы гордимся английским происхождением.
О чистокровных англичанах любила рассуждать Елизавета. Она с торжеством заявляла о своей беспримесной родословной. Надо будет послать ей письмо. Вероятно, в Натфилде тоже безопасно, но, право, девочке лучше перебраться к нам сюда. Мне не хотелось потерять ее. Нет… Ведь я любил дерзкую маленькую мятежницу…
Мысли мои разбегались, но я постарался сосредоточиться. Кейт молча ждала.
— Слава Англии основана на родовой гордости, — заключил я.
Прогулка лишила меня сил. Я мечтал добраться до кровати. Обратная дорога представлялась ужасно дальней. Хорошо бы сейчас сесть в паланкин. Но в то же время меня ужасало то, что придется остаться в пустых покоях. Вот если бы у меня появилась родственная душа…
Мы с Уиллом часто болтали.
Да, но… Уилл был мужчиной.
«Мне очень не хватает понимающей и внимательной жены… — Невольное признание так потрясло меня, что я ошеломленно тряхнул головой. — Жены?..»
О супружестве не может быть и речи, напомнил я себе.
А если… у меня появится просто спутница? Подруга жизни. А вовсе не жена в традиционном, привычном смысле.
Монашеский, платонический брак?
Да, почему бы и нет? Король может позволить себе все, что угодно.
Близкая подруга всегда составит мне компанию, почитает перед сном, а в моменты мучительных приступов отвлечет разговорами.
Но где же найти поистине добродетельную даму? Ее не прельстят никакие драгоценности.
Драгоценности?.. Я бросил взгляд на руку Кейт Парр. Да, она носила рубиновое кольцо, что я подарил ей после того скандального Валентинова дня.
— Кейт, — сказал я. — Хотите стать моей женой?
Она повернулась ко мне, на лице ее застыло непроницаемое выражение. Потом ее губы изогнулись и дрогнули.
— Ваша милость, — после долгой паузы произнесла она, — может быть, лучше… вашей любовницей?
— Любовницей? — презрительно воскликнул я.
Я совершенно не нуждался в плотских утехах, мне не хватало лишь духовной близости. Мысль о женских прелестях вызывала у меня отвращение. Развратные липкие объятия? Ни за что на свете.
— По-вашему, это меня интересует? Нет, мадам, значит, вы не понимаете меня! — Я обвел рукой просторы сумеречного амбара. — Думаете, я пришел сюда, желая оживить воспоминания о непристойных наслаждениях? Неужели вы считаете, что мне недоступны возвышенные чувства?
Зачастую мы и не подозреваем, что кто-то кроме нас самих способен желать душевного тепла.
— Простите меня, — наконец ответила она. — Я не имела в виду ничего предосудительного. Но я знаю… мне рассказывали… что брак предполагает… физическую близость. У меня были старые мужья, и я осталась… несведущей в данном вопросе. Я могла бы… научиться. Но сейчас не представляю себе в полной мере, что значит быть женщиной.
— Вы уже обладаете всем, что необходимо красивой и здоровой женщине, — успокоил ее я. — А прочее… о, храните невинность, милая Кейт! Эти отношения ничтожны!
— Как же они могут быть ничтожны, если их воспевают в Библии? «Я принадлежу возлюбленному моему… Прекрасна ты, возлюбленная моя, как Фирца, любезна, как Иерусалим, грозна, как полки со знаменами… Как ты прекрасна, как привлекательна, возлюбленная, твоею миловидностию!.. Положи меня, как печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою: ибо крепка, как смерть, любовь; люта, как преисподняя, ревность…»
[45]
Мне… не довелось испытать такую любовь, — грустно закончила она.
О счастливица! Судьба избавила ее от порока!
— Дважды овдовев, вы остались девственной, — молвил я. — И со мной тоже сохраните целомудрие. Кейт, я нуждаюсь в вашей доброте, а не в плотском женском очаровании. Меня пленяет ваша духовная натура.
