— И какова же она, по вашему? — В ее голосе прозвучала странная печаль.
— Вы вобрали в себя все достоинства благочестивой христианки.
— Да?
Она выглядела разочарованной, услышав столь высокую похвалу.
— Будьте моей женой. Разве вы не согласны с тем, что Англия достойна благочестивой королевы?
— Согласна.
— Вы говорите «да», сознавая ваш долг перед родиной, или по… личным мотивам?
— По личным мотивам, — кивнула она. — Я не настолько патриотична.
Значит, я ей небезразличен. Мое сердце вдруг учащенно забилось.
— Я буду добрым с вами, Кейт, — пообещал я. — Добрым, мягким и праведным.
Она покорно склонила голову и тихо произнесла:
— Да, ваше величество.
* * *
В доме я нашел лишь Уилла, доктор Баттс отправился в луга собирать целебные травы, в том числе такие редкие, как очиток, чернобыльник и валериану, которые с восторгом обнаружил во время одной из прогулок. Уилл сидел на подоконнике, его фигура казалась темной на фоне золотистых летних полей. Он выглядел слегка отяжелевшим и уставшим. Неужели он тоже состарился, как не раз уже говорил мне?
— Уилл! — завидев его, сразу воскликнул я. — Должен сообщить тебе удивительную новость… Даже не знаю, как объяснить, но…
Он вяло пошевелился и повернулся ко мне, загородив весь оконный проем.
— Уилл, я… решил жениться, — заявил я, сам удивляясь своим словам.
— О господи, не может быть!
Он спрыгнул с подоконника, впустив в комнату свет.
— Так и есть, — подтвердил я.
— Не может быть… — повторил он. — Неважно, кто она, главное, что тебе нельзя больше жениться… Ты же поклялся…
Он подошел ко мне.
— И я не отказываюсь от клятв. Но сейчас все будет по-другому.
— Боже упаси! Ты говоришь так всякий раз. И ты прав, всякий раз все бывало по-другому, ведь другими были и сами дамы. О, Хэл, все многоженцы с упорством, достойным лучшего применения, на самом деле женятся на одной и той же любимой женщине, так ничему и не научившись. Если бы ты потрудился поразмыслить над этим, то не счел бы пятерых твоих жен такими уж разными, и тогда…
Неужели пятерых?
— Нет, настоящих жен было меньше! — возмущенно возразил я.
— Но, ваша милость, ведь венчался ты с каждой из них. И каждая из твоих избранниц, хотя бы краткое время, могла с гордостью и радостью называться новобрачной.
— Это неважно, Господь не возрадовался вместе с ними.
— Значит, не возрадуется и на сей раз!
— Эге! Похоже, ты претендуешь на то, чтобы Всевышний делился с тобой Своими намерениями! Ладно, признаюсь, что я и сам советовался с Богом, спорил, соглашался и даже восставал против Него, и мне, как никому из смертных, открывались глубины Его могущества. И хочу сообщить тебе… пути Господни поистине неисповедимы, никому не под силу понять их. Поэтому мы действуем по подсказке собственного скудного ума, уповая, что наши деяния таинственным образом впишутся в мозаику божественного замысла. И я, Генрих Тюдор, с этой надеждой вновь вступаю в брак.
— Значит, Кейт суждено стать королевой, — тихо пробурчал Уилл. — Пророчество сбывается. Ее честолюбивые стремления вознаграждены.
— Какое пророчество?
— То, что она сама себе напророчила, по утверждению ее брата Уильяма. В детстве ей, видимо, с трудом давались женские рукоделия. И она заявила матери: «Мои ручки предназначены для держав и скипетров, а не для прялок и веретен».
Вероятно, шутливый отказ от скучных занятий превратился в мечту, породившую внутреннее стремление, которое может изменить судьбу. Разве эти вещи не связаны между собой?
— Все мечтают стать королевами, даже служанки и чистильщицы дымоходов. Таковы детские фантазии, — парировал я.
— И когда сие произойдет?
Уилл и вправду выглядел усталым, а я исполнился новых сил, чувствуя себя помолодевшим.
— Когда закончится эпидемия и мы вернемся в Лондон, — ответил я. — Нет, я не собираюсь искать сельского священника и тайно венчаться… хотя это, конечно, весьма романтично.
Скромная приходская церковь… раннее утро, таинственное бракосочетание, прогулка по лугам за незатейливыми полевыми цветами…
— Главное, что на сей раз не будет закулисных тайн и слухов. Торжественный обряд проведет Гардинер. Или Кранмер. Надеюсь, Господь сохранит их. Уже пять дней я не получал известий из Суффолка. Эдвард Сеймур и Педжет всего два дня назад добрались до Глостершира… Я хочу, чтобы все они присутствовали.
И вообще, прохладная часовня и шествие по лугам мне решительно противопоказаны, не стоит даже думать об этом.
— Что ж, желаю тебе счастья, — сказал Уилл. — Ты не слишком много видел его с твоими бывшими женами.
LVII
Во дворе накрыли длинный деревянный стол, за которым мы ежедневно собирались под раскидистым орешником, в приятной тени, которой не давали днем стены замка. Перед нами стояли кувшины с вином и букеты цветов, только что собранных доктором Баттсом, Эдуардом и Кейт.
Все ждали, когда подадут обед. А я готовился сделать заявление.
Кейт, как обычно, сидела рядом с Эдуардом. Мне хотелось поймать ее взгляд, но она не смотрела в мою сторону. Она глядела только на Эдуарда.
Кухарки принесли первое блюдо — молодого барашка и жаворонков, приправленных луком и петрушкой.
Когда перед всеми едоками появились наполненные тарелки, я налил себе легкого красного вина, кислого, но подслащенного медом, и громко приказал:
— Наполните свои кубки!
Все поспешили исполнить мое повеление. Я сделал глоток и, подняв свой кубок, произнес:
— Хочу поделиться с вами великой радостью. Англии должно иметь королеву, а мне — жену.
Я склонил голову в сторону Кейт.
«Взгляни же на меня, женщина!» — мысленно воскликнул я, поскольку она продолжала старательно изучать свою тарелку.
— Прекрасная и почтенная леди Латимер станет моей женой и вашей королевой.
Она по-прежнему не поднимала глаз.
— Благопристойная и скромнейшая из королев! — произнес я с шутливой серьезностью, чокаясь с ее кубком.
Звон заставил ее посмотреть на меня.
Все сотрапезники улыбнулись. И лицо Кейт тоже озарилось смущенной улыбкой.
— Король оказал мне великую честь, — тихо промолвила она. — И я молюсь, чтобы Господь помог мне стать доброй, праведной и верной спутницей его величества.
— Ну уж нет, леди Латимер, к чему такой похоронный тон! — игриво воскликнул Сеймур.
