Внезапно мощный удар поверг меня в оцепенение, полностью лишив двигательных способностей. Небо завертелось надо мной, поманила соколиная высь, замельтешили перед глазами бело-голубые крылья, а воздух вдруг потеплел и начал источать нежнейшее благоухание белых роз…
* * *
Не в силах пошевелиться, я лежал, прижимаясь щекой к меховой полости, и слушал тихий гул голосов, похожий на сонное жужжание пчел Джейн. В чудном умиротворении я внимал этому воркованию. Как приятно оттягивать момент пробуждения, не обращая внимания на суету слуг, готовых начать церемонию утреннего туалета.
— …невозможно скрыть от нее. И от них тоже.
Я с интересом подумал, о ком они говорят. Подслушивание — опасная забава, но взрослые отваживаются на нее легче, чем дети.
— Я послал за Кранмером. Мне пришлось взять ответственность на себя.
— Вам?
— Надо провести обряды причащения и соборования. Иначе его кончина будет ужасной.
— Почему? Разве он совершил тяжкий грех?
— Каждый желает исповедаться и получить отпущение грехов. Исповедники понадобились даже таким праведникам, как Мор и Екатерина.
— Ну а ему тем более!
— Что за преступные мысли!
Пауза.
— Нет, вы меня неправильно поняли. Я всего лишь имел в виду, что от него зависит спасение душ всего королевства. А Мор и Екатерина всю жизнь холили и нежили свои собственные добродетели.
Кто эти болтуны? Голоса казались мне совершенно незнакомыми.
— Я сообщил королеве.
Наконец-то я узнал голос герцога Норфолка.
— И что вы ей сказали?
— Что короля выбило из седла на ристалище и его придавила лошадь… Сказал, что он еще без сознания и еле дышит, прошло уже три часа, а ему пока не стало лучше.
— А что она вам ответила?
«Она обрадовалась, — мысленно ответил я им. — Ведь ее колдовские зелья оказались достаточно ядовитыми, чтобы ослабить мои силы».
— Она… рассмеялась… Но в моменты крайних потрясений ее всегда охватывает нервный смех, — пояснил ее дядя.
Через пару мгновений, когда я заговорил, крайнее потрясение пережили сами преждевременные плакальщики. Они встретили мое возвращение из небытия бурным ликованием. Искренним или притворным?
Уилл:
Что правда, то правда. Генрих так давно царствовал, что никто уже не помнил его предшественников, и за долгие годы он завел своих подданных в дебри, выбраться из которых мог только сам по тайной, известной лишь ему карте. Придворные, конечно, жутко перепугались, что он бросил их на произвол судьбы. Впервые у них мелькнула мысль о смертности короля, ведь все привыкли считать его неизменно здоровым и всесильным.
Генрих VIII:
Силы мои постепенно восстанавливались. Разумеется, из благоразумия я выдавал постельный режим за необходимость «спокойного размышления», предписанную мне простую пищу — за «подготовку к посту», а ограниченную деятельность — за крайнюю озабоченность «личными делами». Ножная язва покрылась струпьями — очевидно, падение с лошади вызвало обострение. В некотором расстройстве пребывала и моя голова. Она временами сильно кружилась, а порой, входя в кабинет или гостиную, я забывал, зачем пришел.
— Королеву хотят перевести в родильные покои раньше времени, — сообщил мне доктор Баттс.
Раньше времени… да уж, намного раньше. Ребенок не выживет, появившись на свет так несвоевременно. Анна потеряла сына, который мог стать ее спасением.
— Она спрашивала обо мне?
— Конечно. Акушерки говорят, что из страха перед вами она отчаянно оттягивает роды. Но то, что умерло или нежизнеспособно, должно выйти из ее чрева. А она намеренно удерживает плод. Прошу вас, ваше величество, попробуйте уговорить ее.
Я накинул подбитый мехом плащ. В Гринвиче покои королевы находились далеко от моих, а после злосчастного падения я постоянно мерз. Январь еще не закончился. Но сегодня уже двадцать девятое число. Я вздрогнул: в этот день гроб Екатерины должны захоронить в Питерборо, в соборе Святого Петра аббатства Солтри. Этим погребением завершится ее земной путь, и Екатерина останется лишь в людской памяти. Но она еще пребывала на земле, когда закончились родовые муки Анны.
Теперь в апартаментах Анны никто не веселился. Двери мне открыл молчаливый страж. Мебель в приемном зале и гостиных аккуратно расставили вдоль стен. По пути мне встречалось все больше слуг, царящая вокруг тишина казалась весомой, как обильный снегопад в северных лесах. В будуаре онемевшие музыкальные инструменты лежали на подоконниках. Наконец я вошел в опочивальню Анны. Меня встретил доктор Бичи.
— Все кончено, — сказал он. — Принц мертв.
Он показал на стоявшую на письменном столе корзину с каким-то свертком. Она потеснила Аннины итальянские перья и инкрустированные шкатулки с письмами.
— Там действительно принц?
— Судя по известным признакам, плод принадлежал к мужскому полу, но он прожил во чреве не больше шестнадцати недель. Не желаете ли…
Я кивнул. Помощник лекаря принес мне корзину. Я откинул край пеленки и пристально взглянул на студнеобразное, почти прозрачное существо длиной всего несколько дюймов. Хотя мужские гениталии уже сформировались. Опустив покрывало, я отвернулся.
— А теперь я желаю видеть королеву, — заявил я. — Когда она разрешилась… от бремени?
— Около получаса тому назад, не больше, — доложил доктор Бичи. — Она изо всех сил старалась удержать плод во чреве. Эти усилия истощили ее, и в итоге роды прошли гораздо болезненнее обычных. Она нуждается… в утешении.
«Королева выкинула своего спасителя», — написал на той неделе какой-то дипломат. Да, Анна возлагала большие надежды на будущего сына. Она мечтала о триумфе. Но проиграла.
— Итак, — сказал я, подходя к кровати, где суетились фрейлины, омывая и приводя в порядок свою королеву. — Вы потеряли моего мальчика.
Анна взглянула на меня. Без сверкающих драгоценностей, изысканной прически и великолепного платья она выглядела отвратительно жилистой, как канализационная крыса. И точно так же начала барахтаться, стараясь выжить.
— О милорд! — воскликнула она. — Он потерян из-за той великой любви, что я испытываю к вам. Ибо когда мой дядя, герцог, сообщил мне о вашем злосчастном падении, после которого вы не подавали признаков жизни, у меня сразу начались схватки…
Ложь. Падение произошло два дня тому назад.
— Неужели ее величество начала рожать с четверга? — вежливо поинтересовался я у доктора Бичи.
Честный лекарь испуганно помотал головой.
— Схватки начались в пятницу, ваша милость, — тихо ответил он.
— Меня охватило отчаяние оттого, что вы разлюбили меня! — крикнула Анна. — В пятницу я увидела, какой медальон носит госпожа Сеймур.
