Мы не разговаривали. Каждый из нас приветствовал зрителей и участников. Солнечные лучи заливали поле, отражаясь от доспехов рыцарей. Я мечтал быть с ними, а не прозябать за барьером королевской ложи.
Все любовники Анны участвовали в состязаниях. Я внимательно следил за ней краем глаза, желая узнать, какими знаками внимания она одарит их. Уэстона и Бреретона она не удостоила даже взглядом (бедняги! подозревали ли они, как мало значат для нее?), зато просияла при виде своего брата Джорджа, который выступил вполне достойно (не мастерски, но определенно удачно). За ним на поле появился Норрис, выехав на бой с Фрэнсисом Брайеном. Перед началом он традиционно поклонился перед королевской ложей.
Внезапно Анна, подавшись вперед, уронила перед ним платок. Он подобрал его, поцеловал, приложил ко лбу и вернул ей. Их руки соединились в ласкающем пожатии.
Столь откровенная и возмутительная наглость послужила искрой, от которой вспыхнуло пламя моего гнева. Мог ли я спокойно смотреть на вопиюще дерзкое поведение Анны? Да, такое оскорбление невыносимо.
Я поднялся и тихо сказал ей:
— Итак, мадам, вас ждет заслуженное воздаяние.
И бросил на нее последний взгляд. Больше мне не суждено увидеть ее на этой земле.
Покинув королевскую ложу, я сообщил Кромвелю, что немедленно возвращаюсь во дворец.
— Произведите аресты сразу после окончания турнира, — приказал я ему. — Больше никаких задержек.
Носовой платок стал последней вольностью, которую допустила моя безрассудная, глупая любовь. Ничтожного поступка хватило, чтобы окончательно убить во мне чувство привязанности к этой женщине. По причинам, ведомым одному Господу, перед этой мелочью померкли самые омерзительные ее деяния. Возможно, они были слишком грандиозны и им нашлось бы слишком много объяснений, свидетельствующих как о слабости, так и о силе. А легкий, небрежный жест поставил последнюю точку в этой истории. Кружевной платочек, брошенный рукой Анны, перевесил непристойные признания Смитона и вытравил последние капли безумной страсти из моего сердца.
* * *
Из-за этого происшествия Норрис сразу покинул турнир. Он сбросил доспехи и последовал за мной. Догнав меня недалеко от Вестминстера, он смело подъехал ко мне. Я даже не взглянул в его сторону.
— Ваше величество, вы гневаетесь на меня, — сказал он.
Я хранил молчание.
— Прошу вас, скажите мне, в чем я провинился, чтобы я мог исправиться.
— Носовой платок… — начал я и запнулся. — Неужели вам так хотелось унизить меня? Или такая наглая идея родилась у нее?
— Господь свидетель, я ничего не понимаю…
— Прекратите притворяться! — прошипел я. — Вы были любовником королевы. Правда открылась, и вы поплатитесь жизнью.
— Но это неправда! — в ужасе воскликнул он. — Нет! Никогда, даже в мыслях, я не…
— Бросьте, Норрис. Она предала всех нас. Вы не одиноки.
Он тоже пал жертвой…
— Признайтесь, и вы станете свободным.
Внезапно я всерьез задумался: «Можно ли наказывать его за грех, который я сам разделил с ним?»
— Признайтесь! — повторил я. — Хоть кто-нибудь наконец может прямо сказать мне правду?!
Хотел ли я знать всю подноготную, которая состояла в весьма отдаленном родстве с полуправдой? Вероятно. Да, у меня были вещественные доказательства, но этого недостаточно. Зачем Норрис отрицает факты?.. Пусть лучше даст им толкование, с которым я смогу спокойно жить дальше. Ах, если бы грешным и преступным деяниям нашлось простительное объяснение! Сейчас я, право, нуждался в помощи своего верного слуги…
— Обвинение совершенно несправедливо, ваше величество.
Бесполезно… Норрис, ваша измена открылась, но что же подвигло вас на это, пожалуйста, поясните причины, прошу, придайте хоть отчасти благородный или невинный смысл вашей близости… вашему соучастию…
— Признайтесь! Признайтесь, и вы будете свободны, будете помилованы, я обещаю!
— Мне не в чем признаваться. И я готов предстать перед судом, чтобы защитить честь королевы…
— У нее нет чести! — вскричал я. — На это нечего надеяться, и думать забудьте!
— Справедливый суд убедит вас в обратном, — решительно возразил он.
Увы, Анна ослепила и его. Она превратила его в обожателя, готового защищать ее до самой смерти.
«Очередная жертва, — подумал я. — Благородные рыцари стали легчайшей добычей; они запутались в собственных сетях».
Я отъехал от Норриса и указал на него гвардейцам.
— Арестуйте его! Арестуйте этого негодяя!
Его окружили лейб-гвардейцы. Я видел теперь лишь группу всадников с оружием, ярко сверкавшим в лучах весеннего солнца.
IX
Уилл:
Вечером Норриса, Бреретона и Уэстона бросили в Тауэр. Смитона доставили туда раньше, еще днем.
Анна и ее брат пока оставались на свободе. Но им предстояло провести во дворце последнюю ночь. Говорят, огорченная поведением короля на турнире Анна пыталась выяснить, что происходит, но ее уже окружала стена молчания. То, что произошло нечто из ряда вон выходящее, Анне стало ясно по опустевшим королевским покоям и зловещему безмолвию слуг за ужином. Раньше они подавали блюда, почтительно желая своей королеве приятного аппетита. Нынешним вечером, однако, они не проронили ни слова.
Конец дня она провела в одиночестве. Ей сообщили, что Марка Смитона куда-то увезли и он не сможет развлечь ее своей игрой. Она послала за Джорджем, но его нигде не нашли. Подобно диким животным из Тауэрского зверинца, королеве предстояло провести эту ночь в своеобразной дворцовой клетке. Она беспокойно бродила от стены к стене и терялась в догадках, отчего все покинули ее и что принесет ей утро…
Короля попеременно обуревали приступы гнева и тоски, сопровождающиеся рыданиями. Придворные не знали, утешать его или лучше дать ему выплеснуть чувства в одиночестве. В итоге мы предпочли не навязывать ему наше общество. Беды сильных мира сего порой следует не замечать; более того, Гарри наверняка жаждал уединения.
Утром он первым делом вызвал к себе Кромвеля, потом остальных членов Тайного совета и ознакомил их с обстоятельствами дела. Им предстояло арестовать королеву и отправить ее в Тауэр, для начала предъявив обвинения.
Тем временем Анна за обедом упорно пыталась шутить: «Как ни странно, королю нравится испытывать мою храбрость».
Около двух часов дня в ее покои пришли советники, возглавляемые ее дядей герцогом Норфолком и Кромвелем, с намерением поговорить с ней и допросить ее свиту. Они вели себя дерзко и бесцеремонно.
— Вы совершили прелюбодеяние, — бросил герцог, — с пятью придворными. Их уже заключили в Тауэр, и они подписали признания. Вы должны признать свою вину. Вам нет больше смысла таиться и лгать. Нам все известно.
