Мы сидели в уютной небольшой гостиной Кромвеля, окна которой выходили в обнесенный стенами сад. Три-четыре яблони еще гнулись под тяжестью плодов, хотя листва их успела пожелтеть. Груши и вишни уже обобрали дочиста.
— Нынче прекрасно уродились груши, — заметил Кромвель, в очередной раз улавливая мои невысказанные мысли. — Хороший теплый май способствовал бурному цветению, а последующие дожди крайне благотворно сказались на плодоношении.
Ливни и грозы хороши для груш, но губительны для ценных злаков. Бурное время не коснулось ничтожных, но унесло жизни Мора и Фишера.
— Отведайте-ка фруктовый эликсир, — предложил Кромвель, вручая мне маленький серебряный кубок с грушевым сидром.
Обменявшись пожеланиями здоровья, мы сделали по глотку. Вкус оказался мягким и тонким.
— Да, дожди пошли им на пользу.
Он отставил кубок и выжидательно взглянул на меня, прищурив темные проницательные глаза.
— Крам, последние две недели я охотился в западных краях.
Ему это наверняка известно — осведомители, конечно, добрались и до Вулф-холла, — но из вежливости мне следовало самому сообщить об этом.
— И добрая ли получилась охота? — с улыбкой спросил он.
— Более чем. Зайцы, олени, косули… каждый вечер мы до отвала наедались свежей дичью. Я успел забыть прелести охотничьей жизни. А вы, Крам, любите эту забаву?
— Да, предпочитаю соколиную охоту.
— Мне говорили, что у вас прекрасная коллекция ловчих птиц. Где же вы их содержите? Думаю, не в Лондоне.
— В Степни.
— Надо будет погонять ваших питомцев за добычей.
— С удовольствием.
Пауза. Вполне приятная, исполненная радужных надежд.
— Но сначала придется устроить травлю в дворцовых владениях. Нужно поймать одну птичку, взлетевшую слишком высоко. Напрасно ей позволили взмыть в небеса — следует подрезать птахе крылышки и вынудить спуститься на грешную землю.
Показалось ли мне, что его губы слегка дернулись, словно он подавил улыбку?
— Пожалуй, королева взлетела высоковато, — неторопливо, но смело предположил он.
— И если я допустил это, то в моей власти и оборвать ее полет. Крам, я хочу… нет, я должен избавиться от нее. Отныне она не жена мне…
Большего говорить не нужно; подробности слишком тяжелы. Краму достаточно знать о моем решении, причины объяснять я не стану.
— Вы хотите просто оборвать вашу связь или развестись? Каково ваше желание?
— Развестись. Прежде всего!
Крам приподнялся с кресла, и я кивнул ему, разрешая встать. Он прошелся по комнате, тихо ступая по прекрасному полированному паркету гостиной. Туда-сюда, взад-вперед. Приблизившись к окну, Кромвель коснулся пальцами большого глобуса, установленного на резные ножки, и крутанул его. Передо мной замелькали красочные очертания стран и морей.
Если в этом браке есть грех, доказывающий его недействительность, то мир сочтет, что вдовствующая принцесса оправдана и восстановлена в своих законных правах.
Екатерина… Здесь, в Лондоне, казалось, что она давно сгинула в тумане заболоченных низин. Разумеется, для меня эта женщина перестала существовать. Но для императора и Папы Англия была слишком далека, и они не видели большой разницы между Лондоном и Кимболтоном, полагая, что место заключения принцессы — просто замок в одном из графств.
— Вам придется вернуть Екатерину… — задумчиво произнес Крам, вновь крутанув глобус. — К сожалению, ваше величество, избыточное количество жен весьма обременительно.
Земной шар тихо поскрипывал на своей оси. Если прошлое всплывет на поверхность, подобно трехдневному трупу с речного дна?.. Нет, этого нельзя допустить. Но и с ведьминской натурой Анны смириться я не мог, ведь она вознамерилась убить меня.
— А что, если брак законен, но на королеве лежит грех? — прошептал я. — Если порок, скрытый роковой порок лишает ее права… — «принадлежности к человеческому роду», хотел я сказать, но не посмел — на королевский титул.
— Порок нравственного порядка? — оживляясь, спросил Крам.
В общем, продажу души дьяволу можно трактовать и так. Я кивнул.
— Воровство, лживость, притворство…
Казалось, он размышлял вслух, неодобрительно качая головой и отбрасывая каждый из пунктов как недостаточно веский.
— Ее называют великой блудницей, — тихо добавил я.
— Но сие может бросить тень и на ваше величество. — Его тон исполнился насмешливой самоуверенностью.
Опершись о подоконник, он выглянул в сад, где игривый ветер срывал с яблонь листья и они кружились, падая на землю. Отягощенные плодами ветви лишь величественно покачивались под его порывами.
— Нас такое решение не устроит, — продолжил он. — А вот отвратительный грех измены поражает лишь того, кто свернул с пути истинного, а не пострадавшего супруга.
— Да она нарушила все десять заповедей! — воскликнул я.
Тут Кромвель отбросил показное хладнокровие.
— Ваше величество! — потрясенно произнес он. — Невероятно… конечно же, вы не имеете в виду убийство. Королева никого не убивала!
«Нет, — мысленно возразил я. — На ее совести смерть Уолси, Уорхема, Фишера, моей сестры Марии, болезнь Перси… и до сих пор ее черная магия губит людей».
— Крам, разрушительная сила кроется в ее душе, — сказал я, не желая пока открывать все тайны.
— Так что же мы имеем? — удивленно спросил он, — Ведь по закону, по общему праву нашего королевства, осудить можно за преступные деяния, а не за мысли. Безусловно, вам, главе церкви Англии, ведомы высшие сферы бытия, где само намерение уже является тяжким грехом.
Видимо, он полагал, что благодаря ловкой лести возьмет верх в споре и разубедит меня.
Первая заповедь: «Я Господь, Бог твой… Да не будет у тебя других богов пред лицем Моим»
[2]
.
Анна считала своим владыкой дьявола.
Вторая заповедь: «Не произноси имени Господа, Бога твоего, напрасно…»
Участвуя в христианских обрядах, принародно молясь, Анна нарушила ее. Она осмеяла Всевышнего.
Третья заповедь: «Помни день субботний, чтобы святить его».
Воскресения и святые дни она проводила в праздных маскарадах и пирах, славословя самое себя.
Четвертая заповедь: «Почитай отца твоего и мать твою…»
Анна испортила отношения с семьей, за исключением брата Джорджа.
Пятая заповедь: «Не убивай».
О, она убивала… убивала…
Шестая заповедь: «Не прелюбодействуй».
