— О чем это вы, Клинтон? — оборвал я его пылкую тираду. — Что конкретно мне нужно знать о жизни Севера?
Казалось, за моей спиной стоит Кромвель и задает саркастические вопросы.
— «Благодатное паломничество» зародилось в Линкольншире. Его лидеров казнили в числе прочих восставших. Но дух, мятежный дух по-прежнему жив! И он запылал с новой силой при виде разрушенных монастырей. Люди хотят…
— Бог мой! — взорвался я. — Я же послал Кромвеля на плаху. Пожалуй, это было одним из главных требований! Я расторг союз с герцогством Клеве и германскими протестантами и вступил в брак с желанной им католичкой из древнейшего рода. Чего же еще не хватает вашим мятежным душам?
— Северяне хотят жить по-старому.
— Может, они еще пожелают восстановить Римскую империю, надеясь, что нынче, как тысячу лет тому назад, их защитит дружественный гарнизон Йорка? Или им вздумалось подлатать Адрианов вал… разве он хоть раз остановил шотландцев?!
— Но, ваше величество, я говорил не о чьих-то действиях, — запротестовал он, — а просто предупредил Совет о возможных осложнениях.
— Понятно, мы оценили вашу заботу. Ваше предупреждение вполне уместно. Итак, источник моих неприятностей скорее находится на нашем Севере, чем на иноземном востоке, за Каналом?
— Я согласен, — поддакнул Брэндон. — Хотя предпочел бы повоевать на Континенте.
— Ах, какие удачные созвучия у наших древних родов. Норфолк на Севере, Суффолк на Юге
[30]
.
Мои верные воины. Хотя их старость не за горами. Долго ли еще смогут они водить в бой наши армии? Норфолку стукнуло шестьдесят восемь, а Брэндону — пятьдесят шесть.
— Шотландцы пока не задираются, — задумчиво произнес я. — Ведь у нас, можно сказать, в заложниках Алистер Макдоналд. То бишь молодой лэрд является гарантией того, что его отец будет вести себя мирно. Но лорд Западных островов не может отвечать за всю Шотландию, кто знает, какие настроения царят в тамошних кланах.
Неожиданно решил высказаться Кранмер.
— Они ни разу не видели вас, — заметил он. — Для них Генрих Восьмой всего лишь имя. Если бы они смогли лицезреть ваше величество…
Верно. При встрече между людьми появляется особая связь, и в первый же день моего царствования я пробудил симпатию в моих подданных, проехав по городу к Тауэру. Они поняли, что я люблю их, и исполнились чувством преданности. Жители Лондона, Кента, даже французы, — всем довелось воочию узреть своего короля. В отличие от подданных Нортумберленда, Йоркшира и Шотландии. Северяне не были удостоены такой чести.
— Пожалуй, я съезжу к ним в гости, — сказал я, едва ли не удивившись собственным словам.
— Это будет королевское путешествие, — подначил епископ Гардинер. — С целью высокой государственной важности. Вы покажетесь шотландцам во всем величии, как когда-то предстали перед французами на Поле золотой парчи.
Да. Конечно. Грандиозный план поверг меня в легкий трепет. Такой визит может стать очень значимым для нас и решить многие внутриполитические вопросы.
Когда мы покинули палату Совета, я похлопал лорда Клинтона по плечу.
— Мы остановимся у вас, — сказал я. — Вы примете нас с истинно северным гостеприимством? — Он радостно улыбнулся, а я спросил: — Как поживает леди Клинтон? Надеюсь, наш приезд не слишком обременит ее?
У нас с ним было нечто общее. Мы оба испытывали симпатию к одной женщине, и это объединяло нас.
— Бесси приболела, — помолчав, произнес он. — Вероятно, не привыкла к северному климату.
Я невольно пожалел дам, вынужденных отправляться за мужем в любое захолустье по его прихоти или выбору.
— То есть…
— Ее легкие.
Да, на одном из приемов я заметил у нее признаки чахотки, но быстро забыл о них.
— Понятно.
Нет нужды желать ей исцеления. Болезнь ее, увы, неизлечима. Мне вспомнились рассуждения доктора Баттса о том, что слабые легкие стали проклятием рода Тюдоров. В сравнении с этим ножная язва показалась мне пустяковой жертвой.
— Ваши слова опечалили меня, — наконец вымолвил я, мягко коснувшись его руки.
Он кивнул и, не взглянув на меня, отвернулся.
* * *
Бесси вернется в Линкольншир и проведет там последнее лето… Я помолился о том, чтобы оно выдалось теплым — пусть обильно цветущие луга насыщают воздух чудным ароматом тимьяна.
Как же я беззащитен перед грабительскими кознями смерти, вдруг горько подумалось мне. Она постоянно отбирала дорогих мне людей. Правда, наше родовое древо так хорошо ветвилось, что я, не жадничая, отдавал ей должные пошлины.
— Такова участь всего земного, — лицемерно пробурчал я себе под нос.
Хочется надеяться, что старуха с косой уже забрала себе львиную долю, а меня самого и моих близких еще не скоро призовут в мир иной. Но… у смерти составлен особый список, и сейчас мы значились в первых его строках.
Вернувшись в свои покои, я устроился в кресле и мрачно уставился в пол. Я желал быть один и одновременно нуждался в собеседнике. Когда меня одолевало столь противоречивое настроение, я мог вынести присутствие лишь одного человека — Уилла.
— Ты посылал за мной?
Я нехотя поднял глаза.
— Да. Нужна твоя помощь.
Никогда и никому я не говорил таких слов.
— Вот он я. Что тревожит нас?
И тогда я поведал ему, как смерть подбирается ко мне, хватая за горло тех, кто мне дорог. Я ощущаю ее пальцы и на своей шее, они сжимают ее, не дают мне дышать. Я перечислил всех, кого безжалостно отняла костлявая, и назвал тех, над кем она уже занесла свою косу.
— Я тоже чувствую ее приближение, — признался Уилл. — С недавних пор я начал замечать, что у меня постоянно что-то болит. Я вряд ли долго протяну… Внутри то там, то сям ноет и скрипит. Мое бренное тело нуждается в исцелении, недуги приводят меня в уныние. Эх, только в молодости мы беспечны и не думаем о старости. Однако недомогания наши — это еще не знак того, что последний час близок. Просто нам дарован долгий жизненный путь, и кончина близких свидетельствует о том, что нам отпущено больше, нежели другим. Философы, много размышлявшие о возможном долголетии, неизменно приходили к выводу: старики, пережившие всех, с кем сводила их жизнь, жаждут смерти, ибо их гнетет одиночество. Почему же так происходит? Ведь вокруг не меньше людей, чем в юности. Но очевидно, в преклонном возрасте уже не заведешь друзей-приятелей, не встретишь любимую. Родство душ прельщает нас в ранние годы и порой выдерживает все испытания судьбы, радуя нас и в старости. Если повезет, конечно.
Я кивнул. Брэндон. Мор. Моя сестра Мария. Бесси. Сам Уилл. Но Екатерина, моя милая Екатерина… ее я полюбил позже, и наш союз еще молод. Значит, я крепко держусь в седле.
