– Сама не знаю, почему я так разоткровенничалась, –
призналась Татьяна, – наверное, в обмен на вашу откровенность. Спасибо за ужин.
– Вам спасибо, – он пожал ее руку. Она вышла из машины,
хлопнула дверцей и, не оглядываясь, пошла к своему дому. Он подождал, пока она
войдет в подъезд, и только затем приказал водителю ехать. На следующий день они
встретились в банке, сухо кивая друг другу.
Прошло несколько дней. Они продолжали ежедневно встречаться,
словно того ужина не было. И никаких разговоров между ними не было. Но
некоторую напряженность в ее голосе он все-таки отмечал. В субботу он позвонил
к ней домой.
– Добрый день, – начал он, – я понимаю, что приглашать вас
второй раз на ужин будет глупо. Но у меня есть два билета в Большой театр.
Надеюсь, вы не откажетесь?
Она не отказалась. После спектакля он поехал проводить ее
уже в своем собственном «Мерседесе». Остановил автомобиль рядом с ее домом.
– Спасибо за приглашение, – сказала она, взявшись за ручку.
– Спасибо вам, – ответил он, – хотя я думал, что после
второго свидания вы пригласите меня к себе на чашку кофе.
Она замерла. Повернулась к нему.
– А вы хотите кофе? – спросила она, глядя ему в глаза.
– Если вы сможете его сделать, – ее взгляд трудно было
выдерживать, но он постарался.
– Пойдемте, – согласилась она. Без жеманства, без кокетства,
без ненужных и глупых отговорок. Она просто пригласила его к себе. Он в который
раз подумал, что она ему очень нравится. Татьяна жила в двухкомнатной
кооперативной квартире на восьмом этаже. Она открыла двери своим ключом,
приглашая войти. Включила свет. Повсюду были книги. Много книг. В обеих
комнатах, даже в прихожей. И мягкие игрушки, висевшие в разных местах. Здесь
были по-своему уникальные игрушки, которые отец Татьяны привозил из разных
мест.
Он вошел в столовую. Осмотрелся. Здесь было уютно и красиво.
Именно такой он и представлял ее квартиру.
– Это не ваши хоромы. – Она знала, что он недаво купил
пятикомнатную квартиру в новом доме. Об этом тоже успели сообщить местные
журналисты.
– Хорошая квартира. Это достаточно старый дом. Когда его
построили?
– В восемьдесят пятом, кажется, – ответила она, проходя на
кухню. Сегодня она была в фиолетовом костюме, и юбка заканчивалась немного выше
колен.
– А как вы ее получили?
– Я не получила, это мой отец построил и решил подарить мне,
когда я уже была студенткой, – крикнула она ему из кухни.
Он сел на диван. Она принесла две чашки кофе, вазу с
конфетами и коробку шоколадных конфет.
– Сахар или молоко? – спросила она.
Анатолий покачал головой.
– Ничего, – ответил он. – Мне снова интересно ваше мнение.
Как вы думаете, зачем я попросил вас сделать мне кофе и напросился к вам в
гости? Мне интересно выслушать мнение руководителя аналитического отдела.
Неужели меня так мучила жажда?
– Нет. Я думаю, что это был предлог, – спокойно произнесла
она, усаживаясь на стул, напротив него. – Вам нужно было найти предлог, чтобы
подняться ко мне в квартиру. Вы его нашли и поднялись. Теперь можете выпить
кофе и уходить.
– Вы не очень гостеприимная хозяйка, – заметил он.
– Это я знаю. И поверьте, слышала не раз. Но я такая, какая
есть.
Он дотронулся до чашки. Она была горячей.
– А если я попрошу еще об одном одолжении?
– Молоко или сахар? – еще раз спросила она.
– Нет, не об этом. Можно мне сегодня остаться в вашей
квартире?
Она не вздрогнула. Не изменилась в лице. Посмотрела ему в
глаза. Только ее глаза стали немного темнее.
– Можно, – сказала она, почти не разжимая губ. – Только вы
будете ночевать на диване, а я закроюсь у себя в спальне. Вас устраивает такой
вариант?
– Почему так непреклонно? У вас антипатия ко всем мужчинам
или только к конкретным представителям мужского пола?
– Думаю, что ко всем, – ответила Татьяна, – но вас это
касается меньше других. Боюсь, что вы не поняли. Я не буду ездить с вами в
Париж, появляться в театрах и на приемах, а время от времени принимать вас в
своей квартире. Я максималистка. Или все, или ничего.
– Приятно слышать, – пробормотал он, – я примерно так и
думал.
– Вы опять меня не поняли. Я ничего не хочу. Но я не умею
делить своих мужчин с другими женщинами. Это не для меня.
– И это единственная причина, из-за который я должен
остаться на диване? – Он поднялся и протянул к ней руку. Она все еще
колебалась. Применяя некоторое усилие, он поднял ее и поцеловал. Поцелуй был
долгим.
Потом были томительные секунды напряженного противостояния.
Нет, она не сопротивлялась в обычным смысле этого слова. Но она не позволяла
ему так легко овладеть собой, она не позволяла ему делать все, что он хочет.
– Кажется, наша борьба затянулась, – сказал он в какой-то
момент, – или мы будем пытаться раздеться до завтрашнего утра?
– Я хочу, чтобы ты понял, – сказала она, удерживая его руку,
– у меня давно не было мужчин. Очень давно. Кажется, больше года. Я боюсь тебя
разочаровать, боюсь оказаться неготовой к такому натиску. После Иоланты я могу
показаться тебе пресной, неинтересной, не такой, как она.
– Это уже мои проблемы, – усмехнулся он.
Поразительно, как эта умная и красивая женщина комплексовала
в постели. Женщины ближе к тридцати начинают испытывать панический страх из-за
несовершенства своего тела. Практически нет такой женщины, которая не ведает
страха обнажения во время первого свидания перед своим партнером. Татьяна густо
краснела, зарывалась в подушку, пыталась уйти от его взглядов. Ему было интересно
все. И как она себя держит, и как впивается пальцами в его спину, как
мучительно долго сдерживает свои стоны, как реагирует на его ласки.
Он ушел от нее только утром. И на следующий день снова
пришел. А потом снова и снова. Через четыре месяца они поженились. И она сразу
ушла из банка, посчитав невозможным для себя оставаться в должности
руководителя аналитического отдела. Еще через год у них родился мальчик.
Татьяна оказалась права. Она не была легким подарком.
Смелая, решительная, энергичная, всегда добивающаяся поставленных целей, не
умеющая лгать и не прощающая малейшей лжи в отношениях, она стала довольно
серьезным испытанием для привыкшего к холостой и разгульной жизни Анатолия
Гудниченко. Но он был даже рад этому. В конце концов, рано или поздно следовало
остепениться. А найти возможность для измены все равно можно при любых
обстоятельствах, это он понял довольно быстро.
