Но, Господи, как от всего этого хотелось плакать!
Тиана сглотнула, выдавила улыбку и сжала многострадальный веер, который от этого уже не хрустел, а жалобно покряхтывал.
Принесли еще вина; Клемент подбросил дров в камин, а окна прикрыл, так что в гостиной сделалось душно; Тиане казалось, будто стены давят. Она не пила вина, просто сидела и слушала, как отец, раскрасневшись, клеймит отступников от веры.
— …Многие из них отвернулись от нашего мировоззрения, заклеймив его как искажение христианства. Жалкие глупцы! Этих людей мы тоже хорошо знаем. Наверняка они есть и у вас в Кенте, Роудз. — После некоторого количества возлияний отец становился слегка фамильярен. Впрочем, гостя это не смущало: он утвердительно кивал. — Мучительно больно думать об этих людях, потому что, во-первых, их деятельность сильно мешает нашей вере, а во-вторых, потому что их очень много. Кто они?
Сэр Абрахам обвел гостиную взглядом, словно ожидая под креслом или кушеткой обнаружить хотя бы одного «отступника от веры». Не обнаружил и продолжил так:
— Это люди, которые когда-то считали себя пуританами либо потому, что они были с детства воспитаны в пуританской вере, либо потому, что они обратились в пуританскую веру под чьим-то влиянием; но потом они разочаровались в нашем мировоззрении и отвернулись от него, считая, что оно подвело их. Конечно, ведь церковь преследует нас, осуждает, не понимая, что мы не откололись от нее, но привносим нечто новое, нечто освежающее, чего и желает Господь. И все же с каждым годом наши ряды редеют. — Он скорбно покачал головой. — Некоторые оставили пуританскую стезю по интеллектуальным соображениям, считая, что это учение настолько примитивно для их умов, настолько невозможно и не связано с реальной действительностью, что фактически — если не намеренно! — оно является обманом.
— Но как же это может быть обманом? — возмутился таким словам мистер Роудз.
Тиана почувствовала, что еще немного — и она уснет; держать спину прямо помогало только присутствие отца и тети и нехороший, немигающий взгляд гостя, которым тот, казалось, ощупывал Тиану всю, будто раздевал. Сэр Абрахам не видел этого тайного, интереса, а может, намеренно решил не обращать на него внимания.
— Другие оставили пуританство, — продолжал отец, — потому что считали, что поскольку они христиане, то у них будет здоровье, богатство, жизнь без проблем, без болезненных отношений, предательств и неудач, потерь и горя; они не станут совершать ошибки и принимать дурные решения — короче говоря, ожидая безмятежной жизни, после чего они счастливо окажутся на небесах. Эти великие ожидания в должное время разбились под напором жизни.
Сэр Абрахам мелко засмеялся.
Тиана подумала, что нехорошо злорадствовать над противниками, как бы уперты они ни были. Эта черта в отце всегда удивляла ее. Ведь он, как и Господь, говорил, что нужно прощать!
— Обиженные, рассерженные и чувствующие себя жертвами злоупотребления их доверчивостью, они теперь обвиняют пуританство в том, что оно обмануло и подвело их, и с негодованием отказываются от него. Это чудо, что они еще не обвиняют самого Бога и не отказываются от него. И в этом случае более здравомыслящий, более глубокий и более мудрый пример тех, кто сохраняет в своем сердце истинную веру и знает, как следовать советам Господа, может подправить и подлечить отступившихся, если только они прислушаются к тому, что мы говорим.
Тиана знала все эти речи наизусть; отец произносил их не раз и не два, и чем больше выпивал, тем яростнее становились его обвинения, тем язвительнее он обличал тех, кто посмел придерживаться иного образа жизни, чем он сам. Сейчас, слушая его, она понимала, что его речи все-таки сумели отравить ее кровь; даже если она выйдет замуж и смирится с этим, вечная вина за то, что посмела мечтать, ее не оставит. Вспоминая Эдварда, чьи черты со временем сотрутся из памяти (ничто не хранится вечно), она будет испытывать жгучий стыд из-за того, что была такой глупенькой и считала: вот это правильно. Все верно, эта неумолимая тяга, стремление опалить себе крылья и закружиться в радостном танце вокруг открытого, живого огня. Но огонь — дьявольское порождение, грешников поджаривают на сковородках; Богу принадлежат стоячие озерца веры, подернутые ряской.
Тиана подняла голову, встретилась взглядом с сэром Роудзом и постаралась выдержать этот взгляд. Его глаза в свете камина и свечей казались золотыми, и Тиана невольно вздрогнула: они напомнили ей глаза совсем, совсем другого человека. Того, кто может смеяться, и шутить, и танцевать, будто летает; того, кто запросто обхватывает пальцами лодыжку дамы, вызывая чувства, которым нет названия ни в одном из языков мира. Нет таких слов, чтобы описать эти чувства, сила слов бледна перед этими ощущениями. Но Тиана тут же одернула себя, напоминая, что перед нею — не тот, другой; что человек напротив — слепок с ее отца, он мог бы быть его верным сыном и братом Тианы, однако, к сожалению, является дальним, очень дальним ее родственником. Настолько дальним, что отец даст согласие на брак, не задумываясь.
Сэр Роудз ответил на взгляд Тианы и едва заметно улыбнулся под своими щетинистыми усами; тетя Джоанна, заметив, что молодые люди смотрят друг на друга, поджала губы. Интересно, молод ли сэр Исаак на самом деле? Некоторые и в пятьдесят лет выглядят как юнцы. Неужели и вправду придется выйти за него, уехать в Кент, в дом, подобный этому, где никогда не переводится сырость и сквозняки, зато днем с огнем не сыщешь любви и понимания? Сэр Исаак станет наказывать жену за малейшую провинность, говорить ей о Господе за столом, как говорил сегодня во время ужина, и даже в постели она будет называть его «милорд», а он ее — «миледи».
А Эдвард, этот чудесный мужчина, к которому Тиане все-таки повезло прикоснуться, останется застывшим, словно муха в янтаре, воспоминанием; Тиана будет носить его в сердце, будто украшение для своей бедной жизни.
Не этого она желала. Совсем не этого.
Но как объяснить отцу?
Сэр Абрахам, между тем, завершил свою обличительную речь и, выдохшийся, надолго припал к бокалу.
— Вы правы, совершенно правы, милорд, — заметил сэр Роудз. — Глубина ваших суждений поражает меня, и я склоняю голову перед вашим умом и познаниями. — В подтверждение своих слов он наклонил голову. — Однако мы утомили наших дам.
— Женщинам всегда полезно послушать мудрые речи, — фыркнул сэр Абрахам.
— Все верно, все верно; однако я не желаю показаться невежливым, не уделяя столь прелестным леди внимания. — Сэр Роудз улыбнулся. — Мне хотелось бы узнать побольше о вас, мисс Меррисон.
Все-таки это случилось. Тиана постаралась сказать вежливо и спокойно:
— Я была бы рада ответить на ваши вопросы, сэр.
— До чего же вы милы! Что же, расскажите, что вы любите, как проводите дни?
— Кристиана — милая и скромная девушка, — вмешалась тетя Джоанна, видимо обиженная, что ее оставили в стороне. — Она любит вышивание, исправно ходит в церковь и дома часто молится, и, хотя иногда молодой разум ее бунтует, она все больше и больше становится истинной христианкой.
