— О чем ты думаешь? — спросил Лоренсо.
— О Шекспире, — честно ответил Рамиро.
Старый друг, пройдоха, захохотал, махнул на принца рукой — дескать, безнадежен, — и ушел готовиться к прибытию.
Фасинадо был уже совсем близко.
Леокадия встречала Рамиро во дворе. При виде него она просияла и едва не бросилась ему на шею, но выучка сработала как нужно: девушка подождала брата на ступенях крыльца и приветствовала, как полагается принцессе — реверансом и нежным условным поцелуем в щеку. И лишь затем, взяв Рамиро под руку, оживленно произнесла:
— Как я рада, что ты вернулся!
— Я же говорил, что не могу не возвратиться. — Он пошел медленнее, приноравливаясь к шагу Леокадии, глядя на нее сверху вниз. Вид открывался прекрасный: вырез в ее темно-зеленом платье был достаточно низкий, и любой, кто рискнет, мог смотреть на чудесную грудь. Рамиро отвел глаза. — Что-нибудь произошло за время моего отсутствия? Что-то, о чем мне следовало бы знать прежде, чем я поговорю с отцом?
Леокадия пожала плечами — он это почувствовал.
— Ах, Рамиро, здесь все не меняется годами. Совет вновь ломает копья из-за кораблей, отец спит на заседаниях, Марко ухлестывает за тремя графскими дочками сразу и абсолютно счастлив. В одной из северных галерей обрушился кусок потолка вместе с фресками, и сейчас там вовсю трудятся каменщики, а синьор Менендес с ужасом наблюдает за этим и умоляет спасти эти несчастные обломки фресок — если не все, так хоть кусочки! Ты бы видел, с какими лицами королевская стража ползала по коврам, собирая обломки.
Рамиро улыбнулся.
— Могу себе представить.
— А я-то всегда полагала, что тебе не хватает воображения! — хмыкнула Леокадия и тут же спросила с жадностью: — Как ты провел время в Италии? Как Флоренция?
— Стоит. Незыблемо. — Настала его очередь пожимать плечами.
— Расскажи мне подробно! На каких балах ты бывал? С кем встречался? А король Людовик — он действительно такое ничтожество, как о нем говорят?
— Я мало общался с его величеством.
— А его жена? Рамиро, мне же все интересно! — теребила его Леокадия. — А ты так немногословен! Ты словно соткан из недостатков, призванных меня раздражать!
— Так я тебя раздражаю, дорогая сестра? — усмехнулся он.
— Иногда — ужасно. Иногда я тебя убить готова, лишь бы разговорить.
— Не увлекайся. Мертвых пока никому не удавалось воскресить.
— Рамиро, что за похоронный тон? Это была шутка.
Он покачал головой.
Что толку говорить ей, что ответственность, которую он на себя взял, простирается дальше, чем Леокадия осмеливается предполагать? Этот груз Рамиро принял на себя сам: весь его характер, весь склад ума были таковы, что он просто не смог поступить иначе. В детстве он чувствовал себя ответственным за Марко, затем — за сестру, а потом — за отца и всю свою страну, пусть маленькую, но бесконечно любимую. Рамиро не знал, достоин ли стать следующим королем, изберет ли его совет, и такая ли ему судьба уготована. Он знал только, что всегда будет делать для Фасинадо все, что может. Охранять этот остров и всех, кто здесь живет.
И пусть Леокадия шутит сколько угодно — Рамиро ведал, как хрупки жизни. Он выбирал за тех, кто был слишком беспечен или слишком занят другими делами, чтобы думать о своей жизни. Он охранял их всех, в меру своих возможностей. Именно потому во дворце круглосуточно дежурили гвардейцы под неусыпным надзором верного друга Лоренсо, безбожника и ловеласа. Именно потому еще несколько лет назад увеличилось жалование городской стражи, что весьма повлияло и на приток новых рекрутов, и на качество патрулирования улиц. Именно потому за порядком на острове следили строго — браконьеров тут отловить было проще простого, а пиратам негде пристать незамеченными. Да и не слишком хороша для пиратов гавань Маравийосы или южные берега, где вздымаются дикие скалы, а попытка причалить может окончиться неудачно. Райский остров. Но для того, чтобы он был раем, нужно много трудиться.
— Ты меня совсем не слушаешь!
— Я слушаю тебя, Леокадия.
— Ты не выспался? — спросила она с искренней заботой. — Выглядишь усталым.
— Проснулся до рассвета.
— Рамиро, я прошу тебя, отдохни. — Ее ладонь скользнула по его руке, ласково поглаживая. — Чуть позже я зайду к тебе, чтобы удостовериться, что ты отдыхаешь.
— Хорошо. — Он поцеловал ее в лоб — прикосновение губ к прохладной гладкой коже показалось освежающим глотком воды — и отпустил ее руку. Слуги уже стояли, согнувшись в поклоне, готовые в любой момент выпрямиться и распахнуть дверь в покои отца.
— Я счастлива, что ты вернулся, — глубоким голосом произнесла Леокадия и пошла прочь. Рамиро еще несколько мгновений провожал взглядом ее прямую спину, а затем развернулся и направился к отцу.
Глава 9
Совет начался рано.
Рамиро даже не успел принять ванну после возвращения и разговора с отцом — только и хватило времени сменить грязный дорожный костюм на чистый. А затем — легкая пробежка по лестницам, распахнутые высокие двери с резными танцующими дриадами, вымазанными золотом, и трон на возвышении, где сидит отец, и два ряда столов полукругом.
Рамиро бывал на советах с шести лет. Однажды упросил отца взять его с собой (мачехе нездоровилось, а няньки сбивались с ног, пытаясь уследить за непоседой Марко) и весь день просидел тихо на скамеечке рядом с троном, слушая, как государственные мужи говорят о делах и благополучии острова. Тогда Рамиро ничего не понимал из их речей, однако детская память цепкая, словно плющ, сохранила ощущения — и, возможно, кое-какие слова. Потому что через несколько лет, присутствуя на советах уже полноправно, а не по капризу, Рамиро с удивлением обнаружил, что разбирается в делах Фасинадо гораздо лучше, чем Марко, который отчаянно скучал и порывался при первом удобном случае удрать подальше.
Зато Леокадия проявляла выдержку. Женщины в Зал Совета допускались только по личному приглашению этого самого совета, если только не являлись правительницами острова — и такое случалось в долгой истории Фасинадо. Обычно женщины присутствовали на галерее, опоясывавшей зал; там стояли удобные кресла, с которых удобно наблюдать за происходящим. И слышать, разумеется: в огромном зале голоса были слышны отлично из-за особенностей акустики. Подняв глаза, Рамиро увидел на галерее Леокадию; заметив, что он на нее смотрит, девушка еле заметно кивнула.
Рамиро чеканным шагом прошел к своему месту — мягкому креслу по правую руку от отцовского. Марко отсутствовал; Рамиро не сомневался, что для этого, как всегда, имеется масса уважительных причин. Кажется, братец делал все, чтобы его оставили в покое и не заставляли принимать участие в жизни Фасинадо — вернее, в той части жизни, что касается политики, экономики и прочих скучных вещей. Вот дочки баронесс — это да! Это по Марко.
