Дорогу к счастью нам открой![3 — Песни первой французской революции. (Перев. В. Рождественского.)]
Певец соскользнул с плеч приятеля и канул в толпе.
— Что это? — брезгливо спросил отец где-то рядом, и Рамиро, повернувшись, увидел его. Альваро стоял боком к окну, рассматривая народ, собравшийся на площади. — Кто допустил их сюда? Где начальник стражи?
— Я здесь, ваше величество, — Лоренсо склонился в глубоком поклоне. — Прошу извинить меня за допущенную оплошность. Сегодня днем простым людям был открыт вход в замковый двор, и в какой-то момент они пошли сплошным потоком. Мои люди не успели их остановить…
— Отец, — негромко произнес Рамиро, обращая на себя внимание, — они выкрикивают революционный лозунг. Французский лозунг.
Как бы в подтверждение его слов, толпа снова грянула:
— Свобода! Равенство! Братство!
Рядом возник бледный Марко. Дорита стояла неподалеку, держа за руку Леокадию. Растерянные аристократы толпились у окон.
— Король! — крикнули из толпы. — Мы желаем видеть короля!
Лоренсо решил, что доклад и оправдания повременят, и, перегнувшись через подоконник, крикнул в ответ:
— Вы уже видели вашего государя и его семью во время праздничного шествия и мессы! Почему вы врываетесь сюда и прерываете их отдых?
— Мы хотим поговорить с королем! — ответил все тот же голос. Рамиро попытался определить, кто говорит. Бесполезно. При такой массе народа…
— Расходитесь по домам! — гаркнул Лоренсо.
— Сеньор де Ортис, — сказал Альваро, и Лоренсо оглянулся, вопросительно глядя на короля, — если мой народ желает видеть меня и говорить со мной, я выйду к нему.
Все, кроме Рамиро, заговорили одновременно:
— Ваше величество, я не думаю, что это возможно…
— Альваро, это опасно…
— Отец, они сумасшедшие, не делайте этого!
— Отец…
Король Альваро V поднял ладонь, и возражающие умолкли. Лоренсо переводил взгляд с его величества на Рамиро, как будто ждал какого-то приказа. Какого? Что принц ему сейчас мог приказать?
— Если мой народ, — обманчиво мягко произнес король, — просит, чтобы я вышел к нему, я пойду к нему. Вы все останетесь здесь. Со мной отправится начальник стражи и гвардейцы.
— И я, — добавил Рамиро.
Они с отцом посмотрели в глаза друг другу. Рамиро, не мигая, выдержал взгляд короля — и Альваро отвел глаза, кивнул.
— Хорошо, если ты хочешь. Тебе надо этому учиться. Я никогда не боялся моего народа и не боюсь сейчас. Это недоразумение должно быть улажено.
Король развернулся и направился к выходу; в тишине зала, где все замерли, шаги Альваро казались лязганьем металла, стуком двух камней, меж которыми проскакивает искра.
Рамиро двинулся следом за отцом, глядя в его прямую спину, в колыхавшийся короткий плащ. На плаще летела чайка.
Верный друг Лоренсо, превратившийся теперь в опасного зверя, готового защищать все, что ему дорого, шел рядом — и казалось, он перетекает, словно мед, из одного движения в другое. Обманчивое спокойствие движений, мягкие сапоги с кожаными подошвами, рука на эфесе сабли, пистолеты за поясом. Его люди тоже двигались рядом с ними — Рамиро ощущал их, как скользящие по стенам тени, когда идешь ночью со свечой.
Перестук сапог по мраморной лестнице, звонкая ясность Привратницкого зала, и вот — светлый прямоугольник впереди, двери, открытые перед Альваро V.
О чем сейчас думает отец?
Он ведь неплохой правитель, только в последнее время рассеян и ленив. В нем есть то, что нужно королям, — эта самая нацеленность, он сейчас похож на летящую стрелу, — иначе много лет назад его не выбрал бы ни Эстебан, ни совет. Выбрали бы кого-нибудь другого, например, герцога Морено, в чьих жилах тоже течет королевская кровь. Но герцог так и остался в совете, а умирающий Эстебан прошептал имя брата, и совет проголосовал единодушно, и Фасинадо был доволен. Короля любили. Здесь всегда любили королевскую семью.
До сегодняшнего дня…
Отец вышел на ступени, плавным полукругом спускавшиеся к площади, и остановился; Рамиро встал чуть позади, по правую руку от короля. К двум цепям охраны добавилась еще одна, гвардейцы заняли свои места. Рамиро не видел Лоренсо, но знал, что тот где-то рядом. Принц вскинул глаза и быстро оглядел стены: так и есть, гвардейцы с ружьями уже расположились по периметру двора, взяв толпу на прицел.
«Господи, — подумал Рамиро, — Господи, только не дай здесь пролиться крови».
— Вы звали меня, — произнес отец громко, и его голос растекся над притихшей толпой, — я пришел к вам. Чего вы хотите?
Люди молчали. Рамиро не понимал, что происходит, — ведь на Фасинадо всегда было мирно, и волнения если случались, то скорее по случаю неумеренного возлияния на празднике, а не по политическим причинам. Здесь же… Его сильно тревожило, что толпа выкрикивала лозунг, который утопил Францию в крови. И еще тот голосистый человек, что пел по-французски… Народ французский язык не знает. Это послание предназначалось тем, кто собрался в бальном зале.
Это — чужое.
— Вы не хотите мне ответить? — Альваро еще возвысил голос. Рамиро смотрел теперь на отца — высокого, крепкого, куда только подевалась грузность и мягкий взгляд! — Вы позвали меня сюда, крикнув под моими окнами про свободу. Вы хотели говорить со мной. Что же, я жду, говорите!
И снова тишина. Рамиро перевел взгляд на толпу: мужчины, женщины, дети. Сутулый старик крепко сжимает палку. Малышка с соломенными волосами сосет палец, глядя на короля круглыми черными глазенками.
— Свобода! Вы хотите свободы?
— Да! — крикнул кто-то из толпы. — Хотим!
Альваро обрадовался.
— Значит, вы пришли взять ее? — он раскинул руки. — Пришли забрать то, что мы хранили для вас веками? Вы все служите нам, королям Фасинадо, но мы служим вам и живем для вас. И для себя тоже, конечно, — добавил он потише, — но мы такие же люди, как вы.
Рамиро хотел сказать ему — не надо. Альваро никогда не был силен по части речей. Обычно их за него писал Амистад. Искусство управлять толпой тяжело и не всякому доступно. Рамиро ощущал, как вибрирует тончайшая нить внимания — та, что связывала сейчас Альваро с площадью, на которой стояли люди. Много людей. Очень много.
— Так что же? — вопросил король и опустил руки. — Никто не желает объяснить мне, чего вы хотите?
— Вот этого, — произнес тот же голос.
В следующий миг Рамиро услышал звук, который будет помнить до конца своих дней: звук взводимого курка. Принц не успел даже двинуться, он все равно не смог бы ничего сделать. Грянул выстрел, дружный вопль пронесся над толпой, в воздухе повисло маленькое облачко — а король Альваро V начал падать, словно большая подбитая птица.
