— Я не знаю, что тебе ответить. Мне нужно подумать. — Он не представлял, как вежливо рассказать ей обо всех своих… доводах. — Может быть, выпьем сангрии на южной террасе?
Леокадия приподняла брови.
— Ты давно меня никуда не приглашал.
— Нужно это изменить. Только отыщу сюртук. Минутку. — Он прошел мимо нее в гардеробную, чтобы еще поразмыслить.
Впрочем, что тут размышлять?
Рамиро нашел сюртук — тот чинно лежал на кровати, аккуратно разложенный камердинером, который знал, старый гном, что принц еще непременно пойдет куда-нибудь, — надел, посмотрел на себя в зеркало. Все как всегда. Темные круги под глазами больше, а так…
Когда он возвратился в кабинет, Леокадия стояла и жадно читала письмо Мартина Эверетта, которое Рамиро оставил без присмотра.
Отнимать поздно, и он просто ждал, пока она дочитает. Леокадия закончила и подняла на брата ошеломленные глаза.
— Что это?! Господь с тобой, что это, Рамиро?!
— Послание лорда Эверетта, британского банкира, которому мы должны много денег. Ты же сама видишь.
— Я вижу, но он… предлагает тебе жениться на его дочери! Это… не первое предложение?
— Леокадия, пойдем пить сангрию.
— Отвечай мне!
— Да, не первое.
— Ты… согласишься?
— Не знаю.
— Но ведь это… выход, — медленно произнесла Леокадия. — Прощение всех долгов.
— Я знаю.
— И ты… знаешь эту девушку?
— Встречался с нею во Флоренции. Два раза. — Он не стал уточнять, насколько волнующим это было.
— Ты, конечно, можешь жениться на ней, Рамиро, — с усмешкой произнесла Леокадия и отшвырнула послание. Листки спланировали на пол и замерли. Трепыхнулись под легким ветерком. — Только что случится, если ты встретишь свою настоящую любовь после женитьбы? Неужели ты будешь так рисковать? Моя мать…
— Давай не будем обсуждать твою мать.
— Нет уж. Она влюбилась в твоего отца, еще будучи замужем за моим. Это называется прелюбодеяние. И ты об этом знаешь, хотя никто из нас об этом не говорит. Что ж! Прекрасное подтверждение тому, что тебе не стоит делать. Обратного пути не будет — разве что убить эту Чарити, дабы воссоединиться с той женщиной, которой наконец-то удастся обжечь твое сердце!
Совет опять начался вовремя — ну надо же! Рамиро занял свое место, остальные члены королевской семьи расселись, и лорд-распорядитель завел привычную речь. Сколько раз Рамиро слышал ее за свою жизнь? А сколько еще предстоит услышать?
— Как ты тут не засыпаешь от скуки? — прошептал ему Марко.
— Привычка.
Речь завершилась, снова взял слово Амистад, снова потекли плавные разговоры. Леокадия сидела, словно язык проглотив.
Вчера она правдами и неправдами вытаскивала из Рамиро сведения о Чарити, а он отговаривался, как мог. Меньше всего он хотел обсуждать с Леокадией свой возможный брак с леди Эверетт — а сестра настаивала. Она говорила все время о том, что идея хорошая, однако есть еще душа и сердце — их куда прикажете девать? Рамиро уже совершенно запутался. В конце вечера он сказал Леокадии, что не намерен сейчас жениться вообще, и оставил ее, рассерженную. Сегодня принцесса едва поздоровалась с ним. Он понимал, что сильно уязвил ее, однако полагал, что чувствам не место в политике. Чувства можно выражать в свободное время. Сейчас, когда решается судьба Фасинадо, — что толку от них?
Совет попросил Леокадию высказаться, и та произнесла пламенную речь, ничуть не хуже, чем говорил Рамиро. Он видел, что советники колеблются. Все-таки Леокадия — дочь Эстебана, а Эстебан… Доводы вертелись, как расхлябанное колесо повозки. У Рамиро что-то спрашивали, он отвечал. Выдвигал свои аргументы. Невозмутимо спорил. И понимал, что ему это надоело.
Он опасался, что Леокадия заговорит о возможном браке между нею и им. Что ему тогда ответить? Отказать ей публично? Тяжело и губительно для чести. Он еще не придумал достойный ответ, если Леокадия об этом все-таки заговорит, однако она нанесла неожиданный удар.
— Я отношусь к ситуации в стране ответственнее, чем принц Рамиро. Он имеет возможность раз и навсегда решить все наши финансовые проблемы, однако не пользуется им… по личным соображениям.
Совет затих. Было слышно, как глупая, одуревшая от жары муха бьется в стену и все никак не может выбраться на волю, туда, где цветочки, солнце и пот на толстых конских шкурах.
— Ваше высочество, — обратился к Рамиро Амистад де Моралес, — вы знаете, о чем говорит принцесса Леокадия?
Рамиро кивнул.
Ох, как же он этого не хотел.
— Вы не желаете нам… объяснить? Утаивать такие сведения от королевского совета по меньшей мере недальновидно. — Тон старика был сух. Амистад явно не одобрял принца, на которого поставил столь многое и которого все время поддерживал — а тут, видите ли, какие-то тайны.
Рамиро покачал головой и раскрытой ладонью указал на Леокадию — дескать, сама затеяла, сама и объясняй. Сестра порозовела: она не ожидала, видимо, что он предоставит ей слово. В конце концов, письмо она прочла, ей не предназначавшееся. Однако не такова была Леокадия, чтобы отступать. Она вздернула подбородок и заявила:
— Мне стало известно, что лорд Эверетт, о котором вы все здесь знаете, готов списать весь наш внешний долг и вложить деньги в экономику Фасинадо. С одним условием. — Она сделала драматическую паузу. Ах, как же хороша была Леокадия в этот миг! — Если наш принц Рамиро женится на дочери банкира, леди Чарити Эверетт.
Поднялся невероятный шум. Леокадия вскинула руку, призывая советников к вниманию, и постепенно изумленные и возмущенные возгласы утихли. Прежде чем Леокадия продолжила, заговорил Марко:
— Принцы Фасинадо никогда не женились на чужестранках!
— Ваше высочество, — сказал первый министр, — при всем уважении, первая правительница острова была чужестранкой.
— И христианкой, что еще лучше, — хмыкнул граф Фуэнтес. — И вообще все мы приплыли сюда с материка. И еще две испанские принцессы. Это всего лишь традиция, которую можно нарушить. Эверетт и вправду обещает списать долг?
— Он клянется в этом. Однако если уж речь о долге, — Леокадия бросила очередной пламенный взгляд на Рамиро, — то принц не желает его исполнить. Это не первый раз, когда лорд Эверетт предлагает данную… сделку. Три месяца назад, во Флоренции, принц отказался.
Снова все зашумели. Рамиро слушал. Как сказал бы тот самый Эверетт, который поминался через слово, акции принца стремительно падали. Он сам знал, что неправ. Обмануть отца, обмануть совет, никому не сказать, когда так просто, так легко можно все разрешить… Но стоило вспомнить глаза Чарити Эверетт, как что-то комом вставало в горле. Брак по договоренности, когда Рамиро всегда полагал, что женится по любви.
