Если бы не армейская закалка, майор был бы, вероятно, так же растерян, как его воспитанник, однако он испытывал лишь некоторое раздражение, усиливавшееся, впрочем, по мере его знакомства с местным обществом. Джеймс же охотно предоставил единственному ныне близкому ему человеку решать подобные морально-материальные проблемы, всецело полагаясь на мнение опекуна в отношении пожилых леди. Что касается юных прелестниц, молодой человек никак не хотел углядеть в них хотя бы намек на коварство или корыстолюбие и неизменно бывал любезен и мил, насколько ему хватало смелости и умения держать себя. Впрочем, как читатель уже мог понять из выступления юноши перед публикой, новоиспеченный лорд довольно быстро учился, имея перед глазами такие замечательные примеры для подражания, как опекун и его новые молодые друзья.
Поэтому он, протанцевав с Полли, счел необходимым отложить на более позднее время беседу с графом Сайласом о собаках и незамедлительно предстать пред очами графини Теодоры, чтобы прочесть свое стихотворение и получить заслуженные аплодисменты и улыбки мисс Марч. Майор неохотно последовал за ним, сознавая, что выглядит со стороны как сторожевой пес, но не придавая этому особенного значения.
Мисс Корделия, которую графиня Теодора, раздосадованная неудачной попыткой пристроить свою протеже за мистера Квинсли, убеждала в необходимости не упустить молодого лорда, а главное, не позволить семейству Браун и тут обойти ее, так мило расточала комплименты исполнению и исполнителю, что Джеймсу ничего не оставалось, как пригласить ее на танец. Правда, любезности мисс Марч не заходили дальше выражений вроде «какая прелесть, чудесно, изумительно», а во время танца она поразила юношу еще и вопросами относительно того, кто такой единорог, невольно заставив его припомнить, с каким пониманием сути произведения говорила о нем мисс Браун.
Майор последовал в проявлении хороших манер за своим подопечным, пригласив на танец саму графиню Теодору, что та приняла за выражение глубокого восхищения.
23
Битвам при Азенкуре или Гастингсе счел необходимым посвятить хотя бы несколько строк любой уважающий себя историк и романист, но никто до сих пор не удосужился запечатлеть все изящество и низость войн, которые ведутся в светских салонах между тайными и явными соперницами. Наступательные движения и тактические маневры наших дам не уступят в изобретательности действиям лучших стратегов, а жестокость и хладнокровие их сравнимы разве что с завоеваниями норманнов.
Графиня Теодора уже дважды чувствовала себя побежденной миссис Браун, в первый раз, когда не сумела устроить мисс Марч за мистера Квинсли, и во второй, еще более унизительный, когда ей пришлось уступить собственного сына. В третий раз она твердо намерена была одержать победу, и майор Дилан казался ей тем средством, которое поможет ей выиграть войну.
Она, безусловно, уже успела заметить, с каким предубеждением он взирает на женский пол, и это наблюдение помогло ей выбрать верную тактику. Танцуя, графиня напустила на себя озабоченный вид и даже пару раз сбивалась с ритма, с тем чтобы ее кавалер не мог не спросить о предмете ее рассеянности.
– Дорогой друг, я думаю, вы с пониманием отнесетесь к страдающему сердцу матери, так как теперь к моим личным переживаниям примешивается и вопиет желание избежать несправедливости в отношении другого человека, к которому вы имеете самое близкое касательство.
– Я готов от души посочувствовать вашему материнскому горю, мадам, хотя и не понимаю его причины. И тем более прошу вас объясниться, чем более ваши слова затрагивают Джеймса, ведь, безусловно, вы имели в виду его? – Майор был озадачен, похоже, он переоценил предсказуемость графини.
– Отдать сына такой женщине, как моя невестка, – разве это не непоправимое горе для любой матери? А видеть теперь, как ее сестра и мать строят планы, как завлечь в сети другого юношу, столь же наивного и доброго, сразу вызывающего симпатию и сочувствие в любом, кто с ним знакомится, к тому же сироту, за которого некому вступиться, – разве это не может нанести удар чувствительному сердцу? – Графиня как будто едва сдерживала слезы.
– Вы знаете, мадам, что за Джеймса есть кому вступиться, но ваши слова, хоть и стали для меня немного более ясными, все же по своей сути остаются покрытыми мраком. Миссис Полли Рэдволл, на мой взгляд, приятная девушка, хотя и несколько необычно ведет себя. Но я уверен, у нее доброе сердце. Что касается ее сестры, я не заметил, чтобы она проявила излишнее внимание к моему подопечному. – Майор намеренно умолчал о миссис Браун, желая выслушать сперва мнение графини.
В душе он был встревожен сильнее, чем до сих пор, – ведь если даже женщина, хорошо, по-видимому, знающая миссис Браун, говорит о ней как об интриганке, значит, его собственные поверхностные наблюдения как нельзя более верны.
– Вы, как и всякий мужчина, не способны понять мотивы, движущие нами, и неявные намеки, понятные любой другой женщине, остаются для вас сокрытыми за семью печатями. К счастью, я питаю к вашему юному другу особое расположение и ради его благополучия готова раскрыть вам глаза. Сейчас не лучшее время для подобной беседы, но завтра я прошу вас пожаловать к чаю, и, если роль наперсника не претит вашей натуре военного, я поделюсь с вами своими опасениями, поскольку, видит бог, есть слишком мало людей, готовых поддержать меня, и никого – в моем собственном доме.
После этого Дилану пришлось заверить ее в полной своей преданности, и, хотя он чувствовал, что им начали ловко манипулировать, был слишком заинтригован, чтобы отказаться узнать истину, и слишком уверен в превосходстве своего ума, чтобы бояться стать пешкой в чужой игре.
Остаток вечера прошел приятно для всех, кроме этих двух персон.
Графиня Теодора успела шепнуть мисс Марч, чтобы та не слишком явно оказывала предпочтение мистеру Уайтингу, дабы не вызвать больше подозрений в его охранителе, и мисс Корделия охотно начала дарить свое внимание другим молодым людям. Тем более что, надо заметить, юноша казался ей слишком невзрачным и не стоящим внимания. Если бы они встретились в его прошлой жизни, она сочла бы его недостойным даже расстелить свой плащ, чтобы она могла перейти по нему через лужу. Однако не только шрамы и кривые ноги, но и титул лорда весьма украшает мужчину, особенно подкрепленный соответствующим достатком. Тем не менее в зале было достаточно поклонников мисс Марч, ни одного из которых она, впрочем, не выделяла особо.
Алисон отлично провела время, обсуждая Дилана со старой графиней, которая склонна была на этот раз занять позицию, противоположную мнению молодой подруги. На ее взгляд, майор за суровостью скрывал не столько заботу о юном лорде, сколько собственное смущение, свойственное людям, вырванным из привычной среды и вынужденным выполнять новые и не слишком приятные обязанности. Миссис Браун не стала оспаривать эту точку зрения, и разговор перешел на другое.
Дженни не нашла больше случая поговорить с мистером Уайтингом, но он запечатлелся в ее памяти как приятный и начитанный молодой человек. А Полли и Марк просто радовались гостям, молодости и своему счастью.
