– Тебе меня не обмануть. С того дня, как твой муж уехал, ты места себе не находишь, – настаивала на своем Калев.
– Я просто жду от него вестей. – Римильда вернулась к вышивке, но не смогла заставить себя даже взять в руку иглу.
– Не думаю, что кто-то сможет победить твоего Танкреда, – попыталась успокоить хозяйку Калев.
– А если они объединятся? Волки сбиваются в стаи. – Римильда поморщилась.
– Не беспокойся. Мы бы уже знали. – Это показалось леди каким-то уж очень слабым утешением.
– Может, и нет.
– Значит, тебе небезразлично, что с ним станется? – уточнила Калев.
– Мне небезразличен Дауф. Нельзя, чтобы все усилия пропали даром, – огрызнулась Римильда.
– И поэтому ты каждый день выходишь на башню и ждешь возвращения супруга, вместо того чтобы заниматься делами замка.
– Да. Поэтому, – твердо ответила Римильда.
– И поэтому хочешь, чтобы он вернулся поскорее, – еще поднажала Калев.
– Да.
– А вовсе не потому, что он тебя поцеловал, уезжая, – поставила последнюю точку няня.
Римильда кисло посмотрела на нее:
– Калев, перестань!
– Что, разве не так? Ты весь день ходила и прикасалась к губам. Я заметила.
Римильда невольно вскинула руку к лицу:
– Нет!
– Да. Ты не переспоришь меня, я кое-что в этом понимаю. Тебе нравится Танкред, девочка. – Калев тоже отложила вышивку и не сводила взгляда с хозяйки.
– Он хороший человек, – согласилась Римильда. – Но он мне не нравится. Не настолько. Нет.
– Именно поэтому ты расстроена, что он ни разу не пришел к тебе ночью. – Настойчивость Калев начинала уже раздражать Римильду.
– Это означает лишь, что я не нравлюсь ему! – возмутилась Римильда.
– Возможно, он просто щадит твои чувства.
– Чувства? – засмеялась Римильда. – Танкред де Фонтевро ничего не знает о чувствах! Он не умеет ни любить, ни привязываться. Для него Дауф – просто крепость, а я – всего лишь женщина, с которой он заключил сделку. Он, наверное, и не человек уже, а мифический воин, чье сердце превратилось в камень.
– В таких случаях достаточно поцелуя прекрасной девы, чтобы расколдовать воина. Так говорится в легендах. – Калев потерла висок. – Я точно помню, что каменное сердце должен растопить поцелуй любви.
– А если воин не желает быть расколдованным? – Римильде стало так грустно, что она едва не расплакалась.
– Значит, нужно донести до него мысль, что ему это пойдет только на пользу. Или просто целовать, не раздумывая.
– Няня!!!
– Ты не считаешь мой совет дельным? – сухо осведомилась Калев. – Ты не хочешь, чтобы Танкред сделал тебя своей супругой по-настоящему?
– Да, – вырвалось у Римильды, – я очень этого хочу.
Римильда и не подозревала, как долго обманывала себя: ведь ей действительно нравится Танкред. Она к нему привязалась. Она хочет, чтобы он прикасался к ней чаще. Каждый день. Чтобы целовал ее так, что захватывает дыхание. Чтобы смотрел на нее так, как смотрят на возлюбленных.
– Калев, – тихо попросила Римильда, – оставь меня. Мне нужно побыть одной.
Няня молча поднялась и вышла – она знала, когда не стоит настаивать.
Римильда смотрела на огонь. Когда же Танкред стал ей приятен, когда она захотела его внимания? Не так давно. Она как следует познакомилась с ним во время плавания в Англию – невозможно находиться на одном корабле с человеком и не разобраться в нем хоть чуть-чуть. Здесь, в Дауфе, Римильда постоянно видела, как Танкред движется, говорит, что он делает, и это заставляло ее испытывать смутное беспокойство. Она слушала, как он говорит, сухо раскатывая букву «р»; смотрела, как он – уже привычно – наклоняет голову, слушая кого-то; как сцепляет пальцы, задумавшись. Почему она все это замечала? Потому что он стал нужен ей.
Теперь ей очень хотелось, чтобы он пришел к ней. Чтобы они стали супругами настоящими, чтобы между ними не оставалось никаких преград и возникла… любовь? О господи, но это ведь невозможно. Танкред ничего не знает о любви. Она, Римильда, тоже ничего о ней не знает, но она хотя бы жаждет ее, мечтает о ней. Представляет, как ее любовь должна выглядеть, и приблизительно – как ощущаться. А Танкред… Никогда и ни с кем он не знал любви. Каменное сердце легендарного воина не растопить даже самым жарким поцелуем. Если бы это было не так, разве не предъявил бы Танкред свои права на Римильду намного раньше? К тому, кто тебе нравится, испытываешь влечение, теперь Римильда это понимала. А он и поцеловал-то ее на глазах у рыцарей, чтобы не давать повода для пересудов. Не потому, что ему захотелось. Просто так было нужно.
Римильда зарычала.
– Какая глупость! – пробормотала она. – Какая несусветная глупость!
Что может быть проще, чем нравиться собственному мужу? Что может быть сложнее! Наверное, Танкред предпочитает не стройных высоких блондинок, а пухлых маленьких брюнеток и не испытывает к Римильде ничего, кроме благодарности за сделку. Можно ли научить его относиться к ней как-то иначе?
Выхода нет – придется. И торопиться не нужно. У Римильды впереди целая жизнь на это.
Танкред возвратился через несколько дней, целый и невредимый и весьма довольный собой. Отправившись на север, отряд графа Мобри практически сразу натолкнулся на неизвестную банду, упоенно грабившую принадлежавшее теперь Танкреду село. Сельские жители в ужасе удирали, вояки же с хохотом гонялись за женщинами и разоряли дома. В считаные минуты люди Танкреда навели там порядок и притащили к своему командиру главаря набега. Он оказался не разбойником, а вассалом барона Крега, мелкопоместным дворянчиком; впрочем, в данном случае разбойник и вассал Крега – это практически одно и то же. Танкред с удовольствием повесил нескольких человек, на которых указали жители села, в назидание, а остальных, в том числе и предводителя, отпустил с наказом больше не попадаться. Они не попадались ровно два дня, пока не набросились на людей Танкреда посреди леса, с компанией подоспевших на выручку подельников. Тут уж никого щадить было нельзя – положили всех. Дворянчик пал смертью храбрых, и Танкред распорядился доставить его тело в его крохотный обнищавший дом, гордо именовавшийся замком. Пусть бедные родственники разбираются, что теперь делать; графству Мобри они явно не угроза.
Римильда с улыбкой слушала повествование Танкреда, которое, впрочем, оказалось коротким; основных подробностей добавил де Ритон, обладавший ярко выраженным талантом рассказчика. Он так живописал подвиги графа Мобри и рыцарей, что Римильда заподозрила: кое в чем Парис немного привирает. Впрочем, Танкред не мешал рыцарю хвастаться, и Римильда приняла весь рассказ на веру. В конце концов, воины всегда повествуют о битвах, если возвращаются после них живыми. Исключение – ее немногословный муж.
