– Лидия Павловна, вы понимаете, мы тут еще кое-что
узнали…
– О Толе?! – воскликнула она.
– Ну, не о нем, а… Короче, вы пока, если можно, ни
одной живой душе не говорите, что бумажник нашелся.
– Почему?
Гоша замялся.
– Гоша, в чем дело?
– В том, что за бумажником идет охота… И лучше, чтобы
никто пока про это не знал.
– А я уже сказала.
– Кому?! – в ужасе закричал Гошка.
– Своему брату.
– А он…
– Нет-нет, брат не станет болтать, но я все-таки его
предупрежу. Гоша, я понимаю, по телефону такие вещи лучше не обсуждать…
– Вот-вот, я сам хотел попросить у вас разрешения
приехать к вам завтра, поговорить.
– Ну, конечно, какие могут быть вопросы? И чем раньше,
тем лучше.
– В девять утра вас устроит?
– Прекрасно!
– А сегодня… Вы никого чужого к себе не пускайте, под
каким бы предлогом к вам ни явились.
– Ты думаешь…
– Нет, я думаю, что пока вам нечего бояться, я это так
сказал, на всякий случай.
– Хорошо, я жду вас завтра.
– До свиданья!
Гошка повесил трубку.
– Знаешь, Леха, с ней нам, кажется, повезло. Клевая
тетка. Значит, с утра мы подадимся к ней, а после школы соберемся всей
командой.
– Хорошо бы она нам лопатник дала, мы бы подлезли к
тому типу… А бумажку подменим.
– Чем?
– Как чем? Другой бумажкой, с другими цифрами.
– Нельзя с другими… Мало ли что, может, мы только
навредим этому Гореничу. Но переписать все или отксерить нужно. Леха, я вот что
думаю, какие шифровки могут быть у фотографа, а?
– А может, шифровка тут и ни при чем? Может, они
какую-то фотку ищут, а? Может, он кого-то заснял тайком, а они теперь это ищут?
– Понимаешь, Леха, в таких случаях обычно не фотки
ищут, а пленку. Но пленку в бумажниках не носят.
– Точно! Ты, Гошка, здорово сечешь в таких делах…
Слышь, а может, нам пока самим действовать, а? По крайней мере без девчонок?
Никитосу твоему надо звякнуть, у него котелок потрясно варит.
– Нет, Леха, это нехорошо, они обидятся.
– Я же не предлагаю вообще все от них скрыть, но пока…
чего на ночь глядя людей шебаршить? Пусть спят себе, спокойно в школу
шкандыбают, а уж потом…
– Вот это мудро, Леха. Они, конечно, поймут, когда мы
на уроки не явимся, что у нас какое-то дело, и сами нас будут отлавливать.
– Звони Никитосу!
– Ладно.
Однако Гошкина тетя, Ольга Александровна, сообщила, что ее
сын Никита болен, у него тяжелый грипп, высокая температура и она даже не
подумает звать его к телефону.
– Во, значит, не судьба, – решил Шмаков, –
выходит, нам самим надо со всем справиться.
На том и порешили.
Глава III. Меры предосторожности
Рано утром мальчики помчались к метро. И были очень рады,
что их не засек никто из соседей или одноклассников.
– Леха, как тебе кажется – там все нормально?
– Где? У этой тетеньки?
– Ну да.
– Думаю, нормально, если она не набрехала, что только с
братом поделилась. Вряд ли ее брат главный в этом деле и сразу наведет бандитов
на родную сестру. Мне, Гошка, покоя не дает одна мыслюха… Почему они еще не
наведались в его мастерскую, а?
– Может, уже наведались?
– Проверить бы…
– Как?
– Надо так мозги старушке запудрить, столько лапши на
уши понавесить, чтобы она вместе с лопатником дала бы нам ключи от мастерской.
– Ага, держи карман шире! Одно дело – отдать нам
практически пустой бумажник, и совсем другое – ключи от мастерской. Кто мы
такие?
– Соображаешь, – вздохнул Леха, признавая Гошкину
правоту.
– Мы, конечно, если она нам доверится, могли бы
попросить ее еще разок туда наведаться и заодно захватить нас.
– А что? Запросто! – возликовал Шмаков. –
Самое оно!
Когда они подошли к знакомой двери тамбура, у Гошки от
волнения даже дыхание перехватило. Но Лидия Павловна как ни в чем не бывало
открыла им дверь и провела в квартиру, предложила раздеться и спросила:
– Вы завтракали?
– Да, спасибо. Лидия Павловна, тут такое дело… –
начал Гошка.
– Ну говори же, не бойся, я не такое уж хрупкое
создание. Что вы еще узнали?
И Гошка рассказал во всех подробностях о том, что произошло
вечером. По мере возможности описал внешность мужчины.
– Вы такого не знаете?
– Нет, кажется, нет, – покачала головой Лидия
Павловна. – Боже мой, во что впутался Толя? Я ничего, ровным счетом ничего
не знаю о его делах. Я думала, что у него все нормально, он всегда меня уверял,
что беспокоиться не о чем. Только он жив, это я знаю… Чувствую. Жив… пока жив.
– Лидия Павловна, – осторожно начал Леха, – а
вы не могли бы дать нам ваш лопатник?
– Что это такое?
– Бумажник, – поправился Леха.
– Бумажник? Зачем?
– Понимаете, мы бы принесли тому мужику, который его
шукал, и сказали бы, вот, дяденька, мы нашли…
– Зачем это? Ты с ума сошел, разве можно?
– Не можно, а нужно! Мы бы тогда поглядели, как и что.
– Нет, я не позволю вам! Вы еще дети… Кроме того, это
нам ничего не даст. Ничего! Ну, возьмет он у вас бумажник, допустим, даже
заплатит вам что-то, но неужто вы полагаете, что он станет с вами чем-то
делиться? Нет, ни в коем случае! Вот если бы незаметно за ним проследить…
Узнать, где он живет…
– Это мы и так знаем, – заметил Гошка.
И тут же он понял, что Лидия Павловна права. Идти на
открытый контакт с этим типом опасно, он ведь может что-то сопоставить и
вспомнить, что двое мальчишек сыграли роковую роль в судьбе его знакомых,
киллера Усольцева и художника-убийцы Шишмарева. Прятаться от него, разумеется,
не стоит, но и лезть на рожон тоже глупо, а вот последить за ним не мешает.
– Я сперва подумала, что надо бы в милицию заявить,
учитывая новые обстоятельства, но понимаю – бессмысленно это. Не станут они
искать Толю. Слишком мало времени прошло.
– Лидия Павловна, мы попытаемся сами… – вырвалось
у Гошки.
– Попытаетесь сами?
– Да, попробуем.
