— У меня есть «Мальборо», — ответил американец, доставая
пачку и пристально разглядывая подошедшую к нему женщину. Она достала сигарету,
он щелкнул зажигалкой.
— Вы хорошо говорите по-английски, — похвалил ее иностранец.
— Учила в институте. А вы англичанин?
— Американец. — Он показал на здание гостиницы. — Может,
войдем внутрь? Я вас приглашаю в бар.
— Неудобно. Нас могут увидеть вместе. Вы ведь знаете наши
порядки, — она показала на швейцара, — обязательно начнут спрашивать, куда и
зачем.
— Это правда, — засмеялся американец.
Он слишком четко выговаривал слова. Это ее немного
насторожило. Она знала, что американцы говорят, больше проглатывая слова, а так
правильно говорят либо англичане, либо иностранцы. Может, этот тип учился в
Англии? Но спрашивать все равно нельзя, иначе он заподозрит собеседницу в
слишком хорошем знании английского языка. А это, в свою очередь, может
означать, что она подставка КГБ или МВД. В Москве семидесятого года было не так
много женщин, пристающих к иностранцам на хорошем английском языке. Они все оказались
востребованными в других ведомствах.
— Что нам делать? — спросил иностранец. — Думаете, мы не
сможем войти?
— Вы идите первым и ждите меня в баре, а я постараюсь пройти
сама, — предложила она.
— Хорошо, — обрадовался американец, — это правильно. Как вас
зовут?
— Лиза. — Она второй раз почему-то назвалась этим именем.
Может, просто вспомнила Карамзина и словосочетание «Бедная Лиза».
— Роберт, — сказал он, приветливо улыбаясь. От него исходил
тончайший аромат французских духов, она не могла определить каких, но это было
лучше, чем гнилостное дыхание Алексея.
Когда иностранец вошел в здание гостиницы, она, выждав
минуту, пошла следом. Поднялась по ступенькам, но строгий швейцар остановил ее
сразу.
— Куда прешь?
— Что вы говорите? — спросила она по-английски.
Но швейцара не так легко было обмануть. Во-первых, они
набирались всегда из бывших военных и сотрудников милиции, во-вторых, сразу
узнавали «свой контингент», в-третьих, московские церберы отличались редким
сволочизмом даже по сравнению с подобными типами из других крупных городов
родного отечества и, наконец, в-четвертых, были заинтересованы в обнаружении
всех не прописанных в гостинице гостей, так как это сразу увеличивало их
материальное благосостояние. И в-пятых, о чем никто и никогда вслух не говорил,
заодно они работали стукачами милиции и органов безопасности, причем часто их
информация бывала наиболее ценной и значимой.
— Ты мне зубы не заговаривай, — грозно нахмурился швейцар.
Раньше он работал надзирателем в колонии и знал, как нужно обращаться с людьми.
— Давай уходи отсюда.
— Меня Алексей послал, — тихо произнесла она, решившись
произнести имя того типа.
— Так бы сразу и сказала, — он посторонился, — иди, но
смотри, без глупостей. Ты, видно, новенькая, я тебя раньше не видел здесь.
Она поспешила в бар. Там уже сидел за столиком Роберт.
Увидев ее, он приветливо замахал рукой.
— Заходите, Лиза, — сказал он довольно громко, — я боялся,
что вы не сможете проникнуть в отель.
— Это было достаточно трудно, — призналась она.
— О да, — засмеялся он, — я все знаю. У вас борются за
нравственность и никого не пускают в гостиницы. Это очень плохо, Лиза, потому
что, если двое людей хотят что-то сделать, их не остановить такими глупыми
запретами. Что вы будете пить?
— Минеральную воду, — на секунду она забылась, но, поправив
себя, произнесла: — И шампанское, конечно.
— Я уже заказал, — признался Роберт, — сейчас принесут.
Она сидела напротив него, оглядывая бар, в который впервые
попала. Он был полупустой. Несколько девиц сидели в углу, они явно
неодобрительно смотрели на нахалку, осмелившуюся работать «на их территории». В
другом углу сидели несколько финнов, для которых самым сладостным утешением
была водка, продаваемая без ограничений во всех московских ресторанах и барах.
На девиц они просто не обращали никакого внимания.
Официантка принесла бутылку шампанского, фрукты, шоколад,
две бутылки минеральной воды. Правда, она не открыла шампанское, и Роберту
пришлось приложить все усилия, чтобы пробка не вылетела из бутылки, разбрызгивая
вокруг пенящийся напиток. Он наконец справился с этим трудным делом и, разлив
шампанское в высокие бокалы, улыбаясь, сказал:
— За встречу.
— За встречу, — подняла она свой.
Потом были обычные разговоры ни о чем, снова бокалы с
шампанским, легкая музыка, танцы, вторая бутылка, и, наконец, он предложил ей
подняться вместе с ним в номер. Несмотря на выпитое шампанское, уже ударившее в
голову, она внутренне сжалась. Она хорошо понимала, что рано или поздно он
предложит ей именно это, и сознавала, что отказаться не будет никакой
возможности, но все равно его предложение прозвучало для нее слишком
неожиданно. Она как-то замялась, даже оглянулась по сторонам. Он терпеливо
ждал. Шампанское кружило голову.
— Прямо сейчас? — несколько жалобно спросила она.
— Конечно. — Кажется, он был удивлен.
Господи, подумала она, я ведь знала, на что именно иду. Но
вот так сразу?! У нее до этого никогда не было подобного опыта. Если не считать
вполне романтических историй, никто никогда не предлагал ей такого через
полчаса после знакомства. И она знала, что обязана принять это приглашение.
— Вас что-нибудь беспокоит? — Кажется, он начал понимать ее
состояние.
— Нет, — она попыталась улыбнуться, но улыбка получилась
какая-то вымученная, — я иду, иду с вами. — Губы предательски дрожали, она
боялась неизвестно чего.
Конечно, она давно не девочка, ей все-таки уже за двадцать
пять, но вот так, впервые с незнакомым мужчиной… Она не хотела себе
признаваться, но действительно боялась. Кроме всего прочего, к страху
примешивалось и какое-то болезненное любопытство. Она не знала, как это бывает
«в первый раз с иностранцем». И не хотела себе признаться, что ей даже нравится
сидеть с этим хорошо одетым и вкусно пахнущим человеком.
Она буквально заставила себя подняться вслед за ним, пройти
холл, войти в лифт. Он вел себя как джентльмен. Несмотря на то что в лифте они
были одни, он не сделал даже попытки приблизиться к ней. Затем они долго шли по
коридору, и, наконец, он открыл дверь своего номера, пропуская ее внутрь.
Пройдя к окнам, он задернул занавески, и в комнате воцарилась относительная
темнота. Она была благодарна ему за это проявление чуткости. Так ей было легче
раздеваться. Нейлоновая комбинация, столь модная в Европе несколько лет назад и
только сейчас пришедшая в Советский Союз, потрескивала у него в руках, когда он
ее обнял. Она была как застывший памятник, почти не делала никаких движений,
только молча позволяла ему снимать эту комбинацию и нижнее белье. Ее бил
непривычный озноб.
