К моменту переезда советскую разведку уже целый год
возглавлял Федор Константинович Мортин, бывший заместитель легендарного
руководителя ПГУ, стоявшего во главе разведки в течение пятнадцати лет (более,
чем кто-либо другой), Александра Михайловича Сахаровского. Мортин был кадровым
офицером разведки, успел отличиться в подготовке и проведении целого ряда
операций, давал неплохую информацию по Чехословакии шестьдесят восьмого года,
но это был человек не Андропова.
Председатель КГБ не скрывал своего прохладного отношения к
офицеру, работавшему задолго до его появления в КГБ, и понимал, что на ключевой
пост руководителя он просто обязан посадить своего человека. Позже Андропов в
порядке расстановки кадров почти всегда руководствовался исключительно этим
принципом. Зная, что его преемник на посту председателя КГБ Виталий Васильевич
Федорчук был назначен в пику ему, для усиления позиций его конкурентов в
Политбюро, он почти сразу после прихода к власти в ноябре восемьдесят второго
отправил Федорчука министром внутренних дел СССР, формально на укрепление
советской милиции, а фактически на заклание. И почти так же быстро назначил
председателем КГБ своего протеже и союзника Виктора Михайловича Чебрикова.
История повторялась еще несколько раз. Именно Андропов
вытянул в Политбюро с мест Гейдара Алиева и Михаила Горбачева. Значительно
позже Горбачев признается в отношении Алиева, что тот был человеком Андропова и
нужен был новому Генсеку для усиления его позиций в Политбюро. Таким же
человеком Андропова был сам Горбачев.
В семьдесят четвертом, уже чувствуя себя достаточно уверенно
после триумфальных визитов Леонида Брежнева в США и Ричарда Никсона в СССР,
Юрий Андропов рискнул сместить руководителя советской разведки и назначить на
его место абсолютно верного ему Владимира Крючкова, на протяжении многих лет
бывшего фактически тенью Юрия Андропова.
Конечно, отставка Мортина сопровождалась целым рядом
условностей. Он был назначен на очень высокий пост начальника Главного
управления научно-промышленного сотрудничества в Государственном комитете СССР
по науке и технике. И если для любого генерала из ПГУ это назначение было бы
несомненным повышением, то для руководителя советской разведки это был крах.
Пятидесятишестилетний Мортин это отлично сознавал. Но, будучи профессионалом,
не решился пойти на конфронтацию с уже набирающим силу председателем КГБ и
благоразумно предпочел перейти на новое место работы.
Почти сразу руководителем ПГУ стал Владимир Крючков — сухой,
желчный аскет, абсолютно преданный Андропову человек, служака и педант. Позже
за его участие в ГКЧП пресса сделает из Крючкова монстра, чудовище, стоявшее во
главе антиправительственного заговора. Его даже попытаются обвинить в «измене
Родине». Это будет насмешкой над всей жизнью Владимира Крючкова, так яростно и
неистово отстаивавшего интересы своей страны повсюду в мире. Даже в страшном
сне Крючков не мог увидеть, что ему могут инкриминировать подобное
преступление. Но скоро все поймут, что Крючков явно не подходит на уготованную
ему роль руководителя заговора. И тогда журналисты начнут лепить из него
посмешище. Станут говорить о его недальновидности и наивности, о его просчетах
и заблуждениях.
На самом деле этот человек, стоявший четырнадцать лет во
главе разведки, сделал для своей страны больше, чем тысячи писавших о нем
журналистов. Работавший сутки напролет, не знавший, что такое отдых, отдавший
всю свою жизнь службе, Крючков был настоящим «трудоголиком» в прямом смысле
этого слова и не мыслил свою жизнь без этого вечного напряжения. И, став во
главе руководства ПГУ, он сразу и надолго сделался объектом для изучения в
Вашингтоне и Париже, Пекине и Бонне, Тель-Авиве и Лондоне.
Формально Крючков даже не стал принимать дела у Мортина. К
этому времени он был уже два года заместителем Мортина. Но некоторых людей и
направление работы он узнавал только сейчас, возглавив ПГУ. Именно начальник
ПГУ имел право вызывать руководителя специальной группы генерала Маркова,
называемой в ПГУ красивым женским именем «Кларисса».
До этого Крючков, будучи даже заместителем Мортина, не знал
и не имел права знать направление работы группы Маркова. Теперь, знакомясь с
материалами деятельности группы, он недовольно покусывал губы, понимая, сколь
сложные и деликатные задачи выполняла «Кларисса». И, только ознакомившись со
всеми материалами, добросовестно перебрав все папки и личные дела сотрудников
группы, он вызвал наконец для беседы генерала. До этого они никогда не
виделись, и он с любопытством глядел на вошедшего в его кабинет лысоватого
человека с большими, будто вдавленными, проницательными глазами. Генерал ему
сразу понравился. Крючков не любил щеголей и пижонов. Марков был одет в
старомодный костюм и белую сорочку. Галстук был явно позаимствован из
пятидесятых.
Крючков не знал, что имеет дело не просто с одним из
генералов своего управления. Перед ним был руководитель группы
специалистов-аналитиков высшего класса, мастер психоанализа, умевший
просчитывать варианты на много ходов вперед. Перед ним сидел Артист, получивший
талант разведчика от бога. И если Крючков был добросовестным служакой, то
Марков был разведчиком по призванию. Именно поэтому на встречу с Крючковым, уже
зная его психологические наклонности и сумев просчитать логику его поведения,
генерал Марков надел старомодный костюм и достал столь непрезентабельный
галстук. Перед Мариной Чернышевой он являлся совсем в другом виде. А на самом
деле любил ходить в легкой обуви и куртках. Но о своих пристрастиях он
предпочитал никому не рассказывать.
— Виктор Георгиевич, — строго начал Крючков, — я прочел
данные по вашей группе. Нужно признаться, я вообще не знал о ее существовании.
Вы делаете большое и нужное дело. Мне было интересно читать о ваших успехах.
Марков осторожно наклонил голову в знак согласия. Он знал,
что Крючкова лучше не перебивать, пока тот не выскажется.
— Теперь о важном, — сказал наконец Крючков. — Развал
салазаровского режима в Португалии вызвал массу проблем в Африке. Португальцы
оттуда уходят. Но кто займет их место? Американцы или мы? Наше влияние в
Африке, особенно на юге, ничтожно. Мы могли бы занять освободившееся после
португальцев место. Вы меня понимаете?
Марков кивнул. Он уже догадывался, зачем именно его вызвал
новый руководитель ПГУ.
— Я уже поручил руководителям девятого и десятого отделов
подготовить свои соображения по ряду стран. Особенно нас интересуют Ангола и
Мозамбик. Эти две страны на самом юге Африки вплотную примыкают к Намибии и
ЮАР. Это очень важные стратегические пункты не только в Африке, но и по всей
акватории двух океанов, — с пафосом закончил Крючков.
— У меня есть необходимые специалисты, — осторожно заметил
Марков, — я все понимаю, Владимир Александрович.
— Очень хорошо, — оживился Крючков, — вы ведь знаете
структуру ПГУ, сохранившуюся еще со времен Сахаровского. Получается, что бывшие
португальские колонии остались совсем беспризорными.
Марков понимал, о чем говорит Крючков. Африканскими делами
занимались три отдела в ПГУ — девятый, десятый и восемнадцатый. Девятый ведал
англоязычными странами континента, а десятый — франкоязычными. Восемнадцатый курировал
арабские страны. Крючков был прав — бывшими португальскими колониями никто
конкретно не занимался. В ПГУ было не так много специалистов со знанием
португальского языка.
