— Я не знаю, — честно выдавила она.
Лысый впервые чуть усмехнулся за все время беседы. И впервые
заговорил:
— Это действительно честный ответ.
Она сразу узнала этот голос. Человек с таким голосом иногда
звонил к ним домой. Она знала этот голос. И он, очевидно, знал ее отца.
— Я слышала ваш голос, — сказала она, — вы звонили к нам.
— Да, — лысый был удивлен, — а мы, наоборот, считали, что у
вас, возможно, ослабление слуха. Какая блестящая слуховая память! Девочка, это
просто здорово.
— Вы знали моего папу?
— Мы были с ним близкими друзьями. Просто я никогда не
появлялся у вас дома. Это было не нужно.
Она кивнула, закусив губу. Сегодня она узнала много нового.
— Думаю, ты подойдешь, — ласково сказал лысый, — можешь
идти. Только дома ничего не рассказывай. Подумай сама. Завтра я вам позвоню.
Скажешь только одно слово — «да» или «нет». И сразу повесишь трубку.
Когда она вышла, Олег Константинович повернулся к своему
старшему коллеге:
— Вы думаете, она согласится?
— Уверен. Наши специалисты проверяли несколько раз. Она
самостоятельная женщина, и в ней есть хороший дух авантюризма. Такие как раз
нам и нужны.
Всю ночь она не спала, и рано утром ей приснился отец,
сидевший напротив нее в кресле. Он мягко улыбался и рассказывал что-то
приятное. Когда вечером раздался звонок, она, уже не колеблясь, подняла трубку
и сказала: «Да».
И этим определила свою судьбу.
Глава 3
— Вы должны понимать, что ничем не отличаетесь от мужчин, —
зло говорил инструктор, стоя перед ними. Это был сорокапятилетний здоровяк с
мощными бицепсами. Непонятно, почему он с первого дня невзлюбил группу
прикомандированных к нему женщин. Может, потому, что как ветеран корейской и
вьетнамской кампаний считал это ненужным экспериментом. Или ему не повезло с
женой, и он вымещал всю свою злобу на доставшихся ему курсантках. Но он был
беспощаден ко всем пятерым. Никакого снисхождения быть не должно. Между собой
они давно называли его Душителем.
— Вы все офицеры, хотя младший лейтенант так же похож на
офицера, как галоши на сапоги. А вы вообще лапти, — гремел его гневный голос, —
ни одна не справилась с зачетным временем. Все пришли к назначенной точке с
большим опозданием.
— Попробовал бы этот тип пробежать столько километров с
таким снаряжением, — тяжело дыша, сказала Лена. — А мне сегодня вообще бегать
нельзя, у меня такое кровотечение открылось.
— Разговоры! — заорал Душитель.
— Разрешите обратиться, — выступила вперед Марина. Она была
старшая в группе.
— Говорите, — прохрипел этот тип.
— Прошу освободить курсанта Иволгину от занятий.
— Что? — не поверил своим ушам инструктор. — Стать в строй!
Здесь вам не детский сад.
— Прошу освободить ее, — настойчиво сказала Марина, —
сегодня ей бегать нельзя. И таскать такие тяжести тоже нельзя.
— Никаких отговорок, — презрительно сказал Душитель, — даю
десять минут, чтобы оправиться, и потом снова в путь. Никаких исключений не
будет.
Она поняла, что спорить бесполезно, и вернулась в строй.
Через десять минут они снова бежали за этим типом, груженные рациями и оружием.
И только вечером, когда они, уставшие, отдыхали в небольшой
комнате, предназначенной для отдыха группы, пришла Аркадия Самойловна. Она села
напротив молодых женщин.
— Что, девочки, устали? — ласковым тоном, не предвещавшим
ничего хорошего, спросила она.
Марина поняла по ее голосу, что сейчас будут разборки. И не
ошиблась.
— Марина, — так же ласково спросила Аркадия Самойловна, —
почему ты сегодня хотела освободить Иволгину?
— Она не могла с нами бежать, — объяснила Марина.
— Почему?
— У нее начались месячные. Раньше времени.
— Ну и что?
— Она не могла бежать, — терпеливо пояснила Марина.
— Мариночка, — сказала Аркадия Самойловна, — ты, наверно,
перепутала наши профили. Мы учим тебя не на адвоката, а на разведчика.
Понимаешь? На разведчика! А ты выступаешь бесплатным адвокатом.
— Я хотела объяснить, — упрямо возразила Марина.
— Напрасно хотела. — Аркадия Самойловна наконец перестала
притворяться. — Вас готовят как профессионалов. А вы ведете себя как бабы.
Деревенские полоумные бабы, ничего не понимающие и не знающие. Какая может быть
причина для остановки в пути? Только смерть агента. Если даже у нее начнутся
роды, не имеет она права останавливаться. Пусть рожает в пути, в лесу, в
овраге. Но не останавливаться. Я в партизанском отряде была в сорок втором.
Думаешь, там кто-нибудь остановил бы отряд из-за моих женских глупостей? Меня
бы просто пристрелили, как суку, чтобы я не задерживала людей. По пятам за нами
шли каратели из СС. Кто позволил бы останавливать отряд? Ты понимаешь,
Мариночка? Твой поступок хуже, чем предательство. Если она останется и не
пойдет с вами — значит, попадет в руки врага. А развязать язык такой изнеженной
девочке они быстро смогут.
— Я не изнеженная, — чуть не плача возразила Иволгина.
— Тогда не нужно было вообще никому ничего говорить. Из меня
иногда кровь хлестала. И ничего рядом не было. Просто портянку засовывала,
надевала мужские брюки и шла в поход. Шла, как все. Если бы мои женские
сложности могли им помешать, я бы удавилась. Понимаешь, Леночка, удавилась бы,
чтобы не мешать заданию. Но ничего бы подругам не рассказала.
Женщины подавленно молчали. Они теперь несколько в ином
свете видели все, происшедшее с ними. Марина отвернулась, отвечать было нечего.
Этот монстр была права. Права по всем статьям.
— Вы женщины в постели, в казино, на пляже, — бушевала
Аркадия Самойловна, — когда вы намалеваны и бедрами виляете. А в походе вы
солдаты, мужики. И должны нести вместе со всеми оружие и снаряжение. Всем ясно?
— Всем.
— Завтра все повторите заново, — сказала на прощание Аркадия
Самойловна, — весь маршрут. И ты, Лена, пойдешь со всеми. Тебе понятно?
— Понятно, Аркадия Самойловна, — покорно кивнула Лена.
— Вот и хорошо. — Нужно отдать ей должное, она интуитивно
чувствовала, когда нужно ослабить напряжение. — А вообще-то прошли неплохо.
Ведь ваш инструктор ориентируется всегда по мужским показателям. Как и положено
по инструкции.
Когда она ушла, Лена вздохнула.
— Не могу больше, господи, просто не могу. Если бы я знала,
что все будет так тяжело!
