Он смотрел на нее и ждал.
И вдруг она вспомнила слова Маркова: «Зло в самом имени
твоем, женщина», — и, тряхнув своими длинными волосами, сказала:
— Они поехали за Маратом.
— Спасибо. — Кажется, он хотел уходить.
— Подождите, — схватила она его за руку, словно беспокоясь,
что на этот раз он действительно уйдет, не дослушав ее до конца.
— Обещайте мне, — попросила она, — обещайте его не трогать.
Ронкаль холодно смотрел на нее. И, высвободив руку, вышел из
номера.
И тогда она закричала. Она вдруг поняла, что наделала, и
выбежала в коридор. Но там уже никого не было. И тогда она завыла, словно
волчица, понимая вдруг, что только что отдала приказ о казни любимого человека,
единственного настоящего мужчины на Земле. И, упав в коридоре на пол, она кусала
ковролин, заранее проклиная Ронкаля. Словно он был олицетворением той
чудовищной машины, пойти против которой она не смогла.
— Будь проклят, — говорила она сквозь слезы, — будь ты
проклят. Будьте вы все прокляты.
Испуганная горничная нашла ее лежащей на полу. А еще через
четыре часа Марина Чернышева, или Мария Частер, улетала из аэропорта Сантьяго.
Никто даже не посмотрел в сторону этой похудевшей женщины с коротко
остриженными темными волосами.
Вместо заключения — Что ты сделала со своими волосами? —
спросил изумленный Чернов, встретив ее в аэропорту Буэнос-Айреса.
Она молча прошла мимо него к выходу. Поняв, что она не в
настроении, полковник догнал ее уже при выходе из здания аэропорта. В машине
она все время молчала. И лишь когда они приехали в отель, она наконец разжала
губы.
— Как там, в Сантьяго?
— Все в порядке, — удивился Чернов, — мне звонил Ронкаль. Он
прилетит завтра утром.
— Ему удалось?
— Да, конечно. Шидловский погиб. Взорвался в автомобиле.
Она молчала, не решаясь спрашивать дальше. Потом наконец
выдавила:
— С ним был кто-нибудь?
— Кажется, два француза, — безжалостно разрезал ее сердце
Чернов.
Она ушла в свой номер. Утром прилетел Ронкаль. Она вышла к
завтраку, увидела его сидящим за столом. Как всегда, он молчал, а Чернов о
чем-то говорил. Она подошла ближе. Ронкаль посмотрел на нее.
Она села за стол, стараясь не смотреть в его сторону. За
завтраком говорил только Чернов. Когда они закончили, Марина поднялась, чтобы
идти в номер, собирать свои вещи. Ронкаль удержал ее за руку.
— Я исполнил вашу просьбу. Он поднялся наверх, в отель,
чтобы освободить вас. И в этот момент я взорвал автомобиль. Потом он спустился
вниз.
— Что он делал?
— Он плакал. Кажется, он понял, почему мы его пощадили. И
даже поехал в аэропорт, но не успел вас задержать. Вы были уже в самолете.
— Значит, вы убили еще нескольких человек. Вы чудовище,
Ронкаль, — убежденно сказала она и, вырвав руку, ушла.
В самолете, летевшем в Европу, Чернов, видя ее состояние,
спросил:
— Почему ты все-таки остригла волосы?
— Теперь я буду носить такую стрижку, — бросила она.
— Хорошо, — согласился Чернов.
И только через несколько часов, когда они уже пошли на
посадку, он вдруг сказал:
— Мне все известно. Я понимаю твое состояние. Но ты должна
быть готовой к подобному. Любому мужчине в нашем деле нелегко. А женщине — тем
более. Каждая разведчица должна быть немного сукой. Понимаешь? Поэтому не
принимай все близко к сердцу. Ты бы все равно его потеряла.
Она молчала. Когда они уже приземлились и выходили из
самолета, она вдруг кивнула Чернову:
— Теперь буду.
— Что? — не понял он.
— Буду сукой.
И, подняв голову, она прошла первой. Полковник ошеломленно
смотрел ей вслед. Впереди ее ждали новые задания.
