— Но именно в этом кроется моя проблема. Я не хочу подталкивать мужа в объятия другой женщины. Что я делаю не так, мистер Маршалл?
Он глубоко вздохнул. Поскольку он холостяк, он не очень пригоден для того, чтобы давать советы по вопросам брака. Будь он тем капитаном Маршаллом Хоксуортом, каким был несколько месяцев тому назад, он посоветовал бы леди Уиллетт принять холодность мужа скорее как преимущество брака. Муж по крайней мере достаточно ее любил, чтобы не применять насилия. Но нынешний мистер Маршалл обнаружил, что жена — это нечто большее, чем то, чему учат большинство мужчин. Она обладает умом и смелостью, отстаивая свое мнение. У нее хватает юмора и ума, когда она хочет либо унизить, либо возвысить мужчину. Она обнаруживает свою страсть и нежность… Он улыбнулся. Мисс Атина Макаллистер сумела заставить его понять все эти вещи.
— Решение вашей проблемы, леди Уиллетт, находится не под покрывалом постели, а поверх него.
— Простите?
— Мне ясно, что этот человек не смог оценить вас по достоинству. Ему необходимо узнать вас лучше, а вы должны лучше узнать его. Но не в замкнутом пространстве супружеской спальни, а за обеденным столом и по другую сторону письменного стола.
Она с недоумением смотрела на него.
— Письменного стола? Но, мистер Маршалл, вы явно ошибаетесь. Я так понимаю, что джентльмены не любят, чтобы жены вмешивались в их дела. Книга графини Кавендиш запрещает даже спрашивать у мужа о его планах.
— Вы член его семьи. Не понимаю, почему вы не можете проявлять интереса к занятиям и склонностям вашего мужа. Вы такой же инвестор, как он, и это ваше общее дело. Вы можете делиться друг с другом своим опытом.
Эстер печально покачала головой:
— Жене не полагается говорить о делах. Это определенно не подобает леди.
— И кто же так считает, позвольте узнать?
— Книга графини Кавендиш предписывает следующее правило: если мы желаем сохранить любовь наших супругов, мы никогда не должны нарушать границы его компетенции, другими словами, не вмешиваться в его дела. Мы должны заниматься только тем, что приличествует нашему полу, а именно, развлекать наших мужей, постоянно занятых серьезными проблемами.
Маршалл поджал губы.
— При всем уважении к графине Кавендиш я все же предлагаю выкинуть ее книгу в окно наряду с любыми другими понятиями — ханжеством и пренебрежением. Это ваша жизнь, ваша семья, на кону ваше счастье вопреки тому, что считается приличным. Вам следует увидеть друг друга такими, какие вы есть, со всеми достоинствами и недостатками. Это единственный ключ к настоящей близости. Поймите это, леди Уиллетт.
— Попытаюсь, — ответила она сквозь слезы. — Спасибо вам, мистер Маршалл. За вашу мудрость. И за ваше сочувствие.
Маршалл достал из рукава носовой платок и передал его Эстер.
— Я — холостяк, но если женюсь, это будет женщина, похожая на вас, миледи.
— Как хорошо иметь друга, которому я могу довериться. Прошу вас, зовите меня Эстер.
Экскурсия оказалась неудачной. Учениц не вдохновили картины Себастиано Риччи на выставке в музее, а Атина не смогла убедить их оценить по достоинству великолепие его произведений, не говоря уже о технике художника. Будто стреноженные лошадки, они рвались на расположенную неподалеку ярмарку, где все полки были завалены всевозможными товарами. В довершение всего начавшийся дождь загнал их под крышу музея.
Когда дождь немного утих, девицы стали умолять Атину разрешить им вернуться домой. К тому времени и у Атины пропал интерес к музею, и они отправились домой. Всю обратную дорогу ученицы жаловались, что промочили ноги, а подол платьев забрызган грязью. Выслушивая эти жалобы, Атина поклялась себе, что у нее никогда не будет детей, если они будут хотя бы наполовину такими капризными, как эти девицы.
Они вернулись как раз в тот момент, когда дождь хлынул с новой силой. Расталкивая друг друга, девушки вошли в дом, скинули на руки бедняжки Герт свои изящные, но бесполезные зонтики и побежали наверх, чтобы переодеться, поскольку насквозь промокли. Атина попросила Герт разжечь камин в ее комнате и принести чай. Что касается ее самой, в этом семестре она больше не станет делиться опытом в области искусства со своими ученицами, потому что это было выше ее понимания, как может человек находиться в одном помещении с произведениями искусства и не понимать их истинной ценности. Поведение ее учениц подтвердило ее предположение: чем богаче семья, тем меньше они ценят искусство. Они не получают наслаждения от созерцания шедевров. Они только стремятся их коллекционировать, как свидетельство их богатства.
Готовясь к экскурсии, она прочла книгу о Риччи, и хотя девицы сочли факты его биографии неинтересными, сама Атина почерпнула из книги главное: радости и горести художника вдохновляли его на создание шедевров. Она решила уединиться в своей комнате, чтобы еще раз прочесть книгу, и пошла за ней в гостиную.
Она открыла дверь и остановилась, пораженная тем, что увидела. Эстер и Маршалл сидели рядом на кушетке и улыбались друг другу. Маршалл держал Эстер за руку.
Знакомая боль пронзила сердце Атины. Боль, которую она твердо решила забыть, поднялась из забытого уголка сердца, угрожая опять лишить ее жизни.
— Атина, — улыбнулась Эстер. — Ты рано вернулась.
— Слишком рано, судя по тому, что здесь происходит.
— Смотри, кто нанес нам визит. Мистер Маршалл.
— Нам? — переспросила она не без сарказма, обернувшись к нему.
— Мисс Макаллистер, — сказал он, вставая. — Вижу, что я не был единственной жертвой дождя.
— Атина, да ты промокла до нитки. Иди сюда и сядь у огня, — сказала Эстер, показывая на место, которое освободил Маршалл.
— Не так уж страшно. Я совсем не замерзла.
— Что-то не так, мисс Макаллистер? — поинтересовался Маршалл.
Атина смотрела на него с презрением. Он выглядел просто по-королевски в своем синем камзоле и серебристом жилете. И таким же, как Кельвин, — неотразимым красавцем и мерзким предателем.
— Не беспокойтесь, я не задержусь. Я зашла только для того, чтобы взять книгу. Продолжайте. Постарайтесь не слишком шуметь, когда займетесь любовью. Девушки наверху, в своих комнатах.
— Атина! — воскликнула Эстер, вытаращив глаза. — О чем ты подумала?
— Только о тебе, дорогая Эстер. Не очень хорошо, если хозяйку дома застанут в деликатной ситуации с человеком с улицы.
— Мисс Макаллистер, — сказал Маршалл, — вы ошибаетесь. Мы с Эстер просто беседовали.
Атина скрестила руки на груди.
— Ах, теперь это просто «Эстер», не так ли? Насколько я понимаю, вы уже отбросили формальности. Хорошо, что я вовремя вернулась. Вы не успели раздеться.
Маршалл подошел к ней.
— Мисс Макаллистер, вы превысили свой собственный стандарт грубости.
