Книга Русская лилия, страница 12. Автор книги Елена Арсеньева

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Русская лилия»

Cтраница 12

Но все же в Саше есть хоть какая-то врожденная деликатность. Он, конечно, сын своего отца, в том смысле, что в нем очень много от сладострастного жеребца, от самца, но он сдерживает свои низменные инстинкты на людях и вожделеет Мещерскую втихомолку. А Алексей… Бог ты мой! Его тянет ко всем особам женского пола, которые появляются в поле его зрения. Какой позор! Кажется, у мальчика совсем нет разума, он живет только инстинктами, с которыми совершенно не способен бороться. Сладострастие лишает его рассудка. Каждая минута сдержанности оборачивается непрестанным самоудовлетворением. Об этом и его воспитатель Павловский с беспокойством говорит, и фрейлины шепчутся по углам… Императрице приносила эти слухи гофмейстерина Екатерина Федоровна Тизенгаузен. Она же сообщила, что Алексей безмерно увлечен фрейлиной Александрой Жуковской. Проходу ей не дает и как бы не обезумел от неудовлетворенной страсти.

Вскоре с тем же известием к Марии Александровне явился муж.

— Алешка спятил из-за Жуковской юбки, — сказал он с той резкостью, которая появлялась у него в особенно тяжелые минуты и которая жестоко оскорбляла лучшие чувства Марии Александровны. — Делать нечего, придется свести их. Пусть лучше сосредоточит свои вожделения на одной фрейлине, чем всех обрюхатит. Я на него смотрю: он хоть и мальчишка, но и монахиню во грех введет. А Жуковская живая девка, она аж из корсета выскакивает, когда его видит, пусть глазки и потуплены. Лицемерка!

В голосе императора осуждение мешалось с одобрением.

Мария Александровна вздохнула. Ее мнения никто не спрашивал. Ей было больно слышать такое о дочери знаменитого поэта, которого она так любила, который был воспитателем Александра и другом императорской семьи. И хоть муж понимает, что она в ужасе от его слов, он поступит по-своему. Ребенок, которому еще нет пятнадцати, получит в постель взрослую женщину… в полное свое распоряжение! Иной раз подумаешь, что Господь был милосерден и прибрал старшего сына таким юным именно для того, чтобы в памяти матери сохранился его светлый, безгрешный образ, не оскверненный похотливостью, которую он унаследовал бы от своего отца…

Вот после этого разговора Алексей и получил в подарок фрейлину Сашеньку Жуковскую, которая, даром что была на восемь годков старше великого князя, и в самом деле без ума влюбилась в этого преждевременно созревшего мальчика и радостно вкушала плотские радости, о которых прежде не имела представления. Поскольку эта странная связь находилась под личным покровительством императора, в адрес Александры Васильевны не было отпущено (во всяком случае, при ней) ни одной ехидной реплики, вслед ей (во всяком случае, когда она могла это заметить) не было брошено ни одного косого взгляда. Все делали вид, будто ничего особенного не происходит. Точно такую же хорошую мину при плохой игре сохраняли и во всех великокняжеских дворах. Император не потерпел бы сплетен о его частных делах!

Только Александра Иосифовна, жена великого князя Константина Николаевича, однажды не смогла удержаться, чтобы не почесать язычок на эту волнующую тему. Ольга, в присутствии которой затеялся разговор, полный экивоков, но весьма прозрачных, мигом все поняла и едва не лишилась чувств от горя. На ее счастье, Константин Николаевич, который отлично знал, что даже слугам нельзя доверять, особенно когда приходит охота позлословить о членах императорской фамилии, резко оборвал жену. Та оскорбилась, разгорелся скандал… Дети были разосланы по своим комнатам. Ольга ушла понуро, а в спальне дала волю слезам.

С тех пор она непрестанно читала Лермонтова, стараясь забыть Алексея и находя мрачное удовлетворение в горестных строках:


Я не унижусь пред тобою;

Ни твой привет, ни твой укор

Не властны над моей душою.

Знай: мы чужие с этих пор.


… … …


Я горд! — прости! люби другого,

Мечтай любовь найти в другом;

Чего б то ни было земного

Я не соделаюсь рабом.

К чужим горам, под небо юга

Я удалюся, может быть;

Но слишком знаем мы друг друга,

Чтобы друг друга позабыть.

Отныне стану наслаждаться

И в страсти стану клясться всем;

Со всеми буду я смеяться,

А плакать не хочу ни с кем!

Одна беда — клясться в страсти было решительно некому. Да и не больно-то охота…

Алексей теперь был для нее совершенно потерян. Мало того, что им нельзя жениться как близким родственникам, так он и влюблен в другую! А ей страшно подумать о том, что можно любить другого мужчину, что придется выйти замуж за кого-то другого!

Да и за кого? Не за кого! Вот разве что за дровосека, как пророчит мисс Дженкинс…

И Ольга снова и снова с ужасом глядела в ту туманную пелену, которая зовется грядущим.

За несколько лет до описываемых событий

Дальше все происходило словно во сне. Георг дошел до конца зала и поднялся на возвышение. С ним беседовали… Он даже помнил, кто… Это был Димитриос Вулгарис, представитель знатного семейства с острова Гидра, того самого, которое потребовало отречения Оттона и принятия новой конституции. Вулгарис возглавлял временное правительство до восшествия на престол нового короля — стало быть, Георга. Очень возможно, что он испытывал неприязнь к человеку, принявшему у него правление. Георга сейчас такие мелочи, как государственная власть, интересовали мало.

«Она? Мне почудилось? Как это может быть она?!» — вот единственное, что сейчас занимало его мысли. Пусть бросит камень в молодого короля тот, кто не был ни разу ослеплен любовью с первого взгляда, тот, кто не был истерзан затянувшимся воздержанием, кто не был взвинчен до предела всей необычностью и этой любви, и страсти, и в то же время фееричной участи своей!..

Заиграли вальс. Это был столь же восхитительный, сколь и неизбежный на балах Штраус, и Георг, как ни был взволнован, не мог в душе не улыбнуться: наверняка именно Оттон привил своим подданным любовь к вальсам Штрауса, за что новому королю следовало быть ему благодарным, ведь вальсы Штрауса были и его любимыми. Георг знал, что по традиции в первой паре должен танцевать он с женой Вулгариса. Даму подвели к нему… это оказалась очень маленькая и полная гречанка в черном шумящем туалете. Лицо у нее было насупленное: можно было подумать, что она очень сердита на человека, который явился принять государственную власть у ее супруга. Однако с первых шагов Георг (а он был прекрасный танцор!) понял, что дама просто-напросто стесняется своей неловкости. Вальсировала она просто из рук вон… Ну что говорить, приходилось ему танцевать с лучшими партнершами, однако приходилось и с вовсе не умеющими шагу шагнуть и повернуться; кроме того, он прочно усвоил от своего учителя, мсье Лонжюмо, что во всех ошибках дамы всегда виноват партнер, а потому сделал все возможное, чтобы доставить госпоже Вулгарис удовольствие от танца. Он был особенно озабочен этим, потому что это было отличное средство вернуть утраченное хладнокровие и не дать себе шнырять глазами по залу, чтобы отыскать то прекрасное лицо. И, найдя его, окончательно лишиться рассудка! Или… лишиться рассудка, не найдя и поняв, что это был лишь призрак, созданный его воображением. Словом, он был очень увлечен своей дамой и только краем глаза заметил Димитриоса Вулгариса, который вальсировал с невысокой, изящной и очень красивой, несмотря на весьма почтенный возраст, блондинкой. Они составляли столь же неподходящую пару, как и Георг с женой бывшего главы правительства, только наоборот: дама танцевала ну на редкость легко и красиво, Вулгарис же выглядел сущим увальнем. Вообще, сколько мог заметить молодой король, публика была не слишком сведуща в изящном искусстве вальсирования, что, впрочем, не мешало ей получать удовольствие и от музыки, и от движения, и от сознания того, что она присутствует на настоящем придворном бале рядом с молодым королем, который призван принести Греции желанные стабильность и благополучие.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация