— Как… Ваше Высочество, я… не… — с трудом произнесла мадам Делакруа, заикаясь и запинаясь. Она не знала, что делать: с одной стороны она не могла отказать такой вежливой и безобидной просьбе, а с другой стороны она не могла пойти на грубое нарушение правил светских приличий, которые требовали от нее ни в коем случае не допускать свидания молодой девушки, находящейся под ее покровительством, с посторонним мужчиной.
— Вы должны признать, Ваше Высочество, — вмешалась старшая из сестер, — что мадам Делакруа не имеет права выполнить вашу просьбу. Боюсь, это было бы слишком неприлично.
— И все же я настоятельно прошу учесть тот факт, что мы близко знакомы с юной леди. Это может служить основанием для исключения из правил.
ѕ Ну, конечно, мы знаем обо всем, — пожилая леди пожала костлявыми плечиками, обтянутыми черным шелком, поверх которого лежал большой кружевной воротник. — Однако соблюдение внешних приличий превыше всего, вы меня понимаете?
— Может быть, в этом случае, — настаивал Рольф все еще спокойным тоном, но между его темно-золотистыми бровями уже залегла хмурая складка, — для меня, как для представителя королевского рода будет сделано исключение?
— Ах, Ваше Высочество, чего только не вытворяли принцы крови на моих глазах в садах Тюильри в то время, когда вас еще на свете не было, а ваша душа парила в небесах легкокрылым херувимом в сонме ангелов. Так что, когда вы говорите о каких бы то ни было королевских прерогативах, меня это не удивляет и не шокирует. Но, к сожалению, здесь не Франция — и не Рутения.
Анджелина прекрасно понимала, что вопрос об Андре был задан Рольфом просто так. И у нее не было никакого желания говорить с принцем, она с недоверием отнеслась к его наигранной изысканной вежливости и спокойному тону выказанной им просьбы. И еще меньше ей хотелось оставаться с ним наедине. Она тихонько кашлянула и проговорила напряженным голосом:
— Может быть, мы могли бы просто отойти в другой угол залы на несколько минут?
Рольфа это не устраивало, однако он вряд ли мог предпринять что-то еще в такой ситуации и поэтому покорно пошел вслед за Анджелиной к окну, занавешенному бархатом и кружевами, на которые снаружи падала тень мраморной нимфы, возвышавшейся на пьедестале над задним двориком дома Делакруа.
Когда Анджелина повернулась, ее встретил темно-синий взгляд принца.
— Похищение, предательство родных и ядовитые сплетни. Встреча со мной доставила тебе много горя и страданий.
Этого она не ожидала услышать.
— Это не имеет никакого значения. Неужели ты находишь…
— Нет, это имеет значение! — резко перебил он ее, подчеркивая каждое слово. — Это лишает тебя права сделать свободный выбор и обрекает на унизительную участь парии без всякой вины с твоей стороны. Скажи мне, ты решила простить мне все, навсегда уйдя от меня? Чтобы все забыть? Я предпочел бы, чтобы ты винила и ругала меня, но осталась со мной.
— И что дальше? — спросила она. — Ты предоставишь мне место в своем обозе? И я буду обречена таскаться за тобой с одного бивуака на другой? Постоянно ожидая, вернешься ты или нет с очередного дела, будь то поединок или перестрелка, и кому я достанусь, если ты вдруг по какой-нибудь причине не вернешься или просто забудешь, где именно меня оставил?
Это было четкое изложение ее позиции, ее взгляда на вещи, высказанного с той долей откровенности, которую она могла себе позволить. То, что он прекрасно понял ее, было видно по его вдруг сузившимся глазам.
— Но у тебя есть мои обязательства.
— Обязательства на словах?
— А какими они могут быть еще? Закон и Церковь освящают их своим авторитетом, но не могут дать главного, что таится в их основе.
Анджелина отвернулась и взглянула в окно, выходящее во внутренний дворик. Из дома вышла служанка, взобралась на высокую табуретку и достала, окунув полую тыкву в большой глиняный резервуар, стоящий под водостоком у крыла дома, где располагалась кухня, свежей воды. Затем она снова вошла в дом.
— Андре предложил мне выйти за него замуж, — сказала Анджелина. Прошла минута, прежде чем он откликнулся:
— Как это благородно с его стороны.
— Ты не должен смеяться над ним!
— Как ни странно, я вовсе не смеюсь. Я просто отдаю ему должное. И ты согласилась?
— Я… я еще не ответила ему, — сказала она сдавленным голосом.
— Ну что же, решение напрашивается само собой. Он человек твоего круга, твой земляк, довольно состоятельный, способный обеспечить тебе благополучную жизнь, трезвенник, умница, предан тебе душой и телом. Он будет хорошо заботиться о тебе.
— Да, действительно, образец совершенства, — произнесла Анджелина бесцветным голосом.
— А что, если несмотря на все это, я бы сказал тебе: едем со мной?
Его спокойный, глубокий голос с легким иностранным акцентом, казалось, затронул потаенные струны в душе Анджелины, как, впрочем, и сами его слова. Ее охватило непреодолимое желание повернуться и броситься в его объятия, забыть о своей неустроенной будущности и отдаться на волю тем ветрам, которые правят судьбою самого Рольфа. Однако благоразумие и странный безотчетный страх внушали ей осторожность.
— Куда? Ты-то сам хоть знаешь это?
— Сейчас во французскую дипломатическую миссию, а потом — в Рутению.
— Ты нашел Клэр? — она, наконец, повернулась к нему, прямо держа спину и сложив руки на груди.
— Мы потеряли ее след в Начиточисе, но у нас есть проверенные сведения о том, что она и ее новый любовник сели на пароход, намереваясь добраться сюда, в Новый Орлеан.
— И поэтому ты сразу сел на готовое к отплытию судно, кинувшись вслед за нею? Неудивительно, что ты был так поражен, увидев меня здесь, — в серо-зеленых глазах Анджелины читалась насмешка над его тревогой относительно ее нынешнего непримиримого настроения.
— Вообще-то надо признаться, я был немало ошарашен, обнаружив тебя здесь разодетую в шелка с выражением отчаянного одиночества в глазах и привеченную в доме почти на правах родной дочери. А так ничего неожиданного для меня в твоем присутствии здесь не было. Мы, моя свита и я, направили свои стопы сразу же после того, как расстались с твоим другом Джимом Боуи, в оскверненный лагерь Мак-Каллафа. Нам сказали, что ты появлялась там на пепелище, но тебя снова увезли на крупе удалого темно-гнедого скакуна, полуживую и едва ли что-то соображающую.
— В последнем повинны твои снотворные порошки. Это та мошенническая уловка, которую мне придется простить Андре, если я когда-нибудь стану его женой.
Рольф умолк и его синие глаза насторожились.
— Теперь понятно. Это была вовсе не спасательная акция, а еще одно похищение.
— Но непохожее на первое, и его мотивы были более благородны.
