— Но твои дети…
— …они родятся от союза взаимной любви.
— И будут вскормлены кобыльим молоком и миндалем, — проговорила она, смутно припоминая его былые слова.
— Да, и на них прольется вся любовь отца, которую он питает и всегда будет питать к их матери, — он улыбнулся, глядя ей в глаза, и продолжил. — И если ты обеспокоена их судьбой и жизнью, которую они могут положить за смешанный цвет своей крови — голубой и красной, слившейся в пурпур королевской мантии, то подумай о Европе после того, как в ней отгремели наполеоновские войны. Корсиканец Наполеон объявил себя и свою плебейскую семью королевской династией — причем в одночасье, посадив своих родственников на несколько европейских тронов, правда, довольно шатких.
— Действительно, зачем все это? — сказала она задумчиво.
Рольф вскинул бровь.
— Если уж говорить начистоту, то позволь мне спросить тебя, почему твоя семья в своей родословной с таким почтением относится к факту родственных связей с династией Бурбонов.
— О, это Клэр растрепала по всему свету, а не я!
— Родословная, которой она щеголяла в Рутении, идет по линии отца. А ты — дочь его сестры, не так ли? Значит, ты тоже происходишь из того же корня — от родословного древа Бурбонов.
— Ну теперь мне все понятно, ты женился на мне, потому что мое происхождение устраивает тебя, — проговорила Анджелина, надув губы и дотрагиваясь розовым пальчиком до золотой пуговицы его мундира.
— О, господи, ну, конечно же, нет! — он схватил ее за руки и прижал к себе так, что она увидела играющие в глубине его глаз отсветы от висящей на стене лампы. — Я женился на тебе, чтобы навсегда связать твою жизнь с моей, чтобы никогда не разлучаться и чтобы освятить браком тот союз, который был нами заключен в глуши лесов и полей, чтобы отдать тебе все мои богатства — но богатства не королевских кладовых, а моего ума, сердца и тела, чтобы каждый раз находить в твоих объятиях биение жизни и обретать очищающий и исцеляющий дар, который, однако, может и погубить человека…
— Я люблю тебя, Рольф Рутенский. Я люблю тебя, мой король.
Он осекся и прошептал:
— Да, и чтобы все время слышать это.
Она вцепилась в его плетеные шнуры и аксельбанты на мундире и потянула его к себе, пока губы Рольфа не коснулись ее губ. Он заключил ее в объятия, которые становились все более страстными, пока оба не упали на постель, не прерывая поцелуя. Она прижималась к нему, дрожа от счастья и сглатывая слезы радости, желание и страсть постепенно пробуждались в ней. Его тело было пылким, волнующим и бесконечно желанным.
Как бы ни был злобен и подл этот мир с его алчностью и коварством, безобразной смертью, настигающей человека как в городе, так и в глуши лесов, но в серой пыльной череде дней все же вспыхивают бриллианты счастливых часов и минут, овеянные славой, которые сливаются в одно великолепное шествие, называемое праздником жизни.
Так думала Анджелина, дотрагиваясь до лица Рольфа. Он прервал поцелуй, взглянув светящимися счастьем синими глазами в глубину ее серо-зеленых глаз. Затем их губы снова слились, руки Рольфа заключили ее в объятия, и Анджелина забыла все на свете.