— Вы что же, ожидаете, что я сейчас упаду и буду валяться у ваших ног, умоляя не причинять мне боль? Но вы же сами доказали всю бесполезность такого поведения. Вы избрали неверную тактику, Ваше Высочество. Тот, кому угрожают, боится только неизвестности. А вы начали как раз с конца, с самого страшного оскорбления, которое только можно нанести женщине. И отныне ничто, что бы вы ни попытались предпринять, не сможет привести меня в ужас. Весь ужас мною уже пережит.
Может быть, выпитый бренди вселил в нее мужество бросить ему в лицо эти слова? Анджелина не знала, но они слетали с ее уст, произнесенные полным вызова тоном, легко и свободно, словно эхо его собственных жестоких слов, обращенных сегодня к ней.
Рольф осушил бокал и поставил его на стол, а затем склонился к Анджелине, опершись всем своим весом на широко расставленные руки.
— Если ты думаешь, что нет ничего хуже того страдания, которое я уже причинил тебе, ты ошибаешься! Оно не составляет и одной десятой доли тех бед, которые обрушатся на твою голову, если я только этого захочу. Ты — моя пленница. Как бы я ни обращался с тобой, никто никогда не вмешается и не станет на твою защиту. Если ты и дальше будешь упрямиться, я буду мучить тебя изо дня в день, пока не добьюсь ответа на интересующий меня вопрос.
— Тетя хватится меня утром и поднимет на ноги всю округу.
— Это вполне вероятно, но я буду крайне удивлен, если твоя тетя хоть словом обмолвится людям, отправленным на твои поиски, что ты можешь быть у меня. Это ведь сразу же вызовет массу неудобных для нее вопросов, не так ли? Например, почему это я вдруг надумал похищать тебя? Нет, я уверен, что в ближайшие дни никто нас с тобой не потревожит.
Она молчала, не находя доводов для возражения ему.
— Вы все равно ничего не добьетесь, — только и сказала Анджелина, устремив на него мрачный взор.
Он взял одной рукой ее золотистую прядь и перебросил ее со спины на обнаженную грудь, пушистый локон замерцал на белоснежной коже Анджелины.
— А я, напротив, уверен, что всего добьюсь. Ты уже помогла нам, мы теперь твердо знаем: Клэр где-то поблизости. Дай мне срок, и я заставлю тебя так или иначе содействовать нам в наших поисках. А пока я позабавлюсь с тобой…
— Ровно через сутки это смертельно наскучит вам!
— Может быть, но я все же рискну.
Его пальцы опять нащупали золотой флакончик, лежащий в ложбинке между овалами ее грудей.
— Послушай, этот омерзительный запах просто оскорбителен, эта безвкусная дешевка, совместный плод ювелира и парфюмера, хороша для Клэр, но тебе совершенно не идет.
Ловкими движениями он нашел застежку на цепочке и, расстегнув ее, снял подарок Клэр с шеи Анджелины. Принц небрежно бросил цепочку со звякнувшим о полированную поверхность флакончиком на стол рядом со своим бокалом.
Повернувшись снова к ней, Рольф заключил ее в объятия, подхватил на руки и усадил к себе на колени. Ее протесты были задушены его губами, он сразу же завладел ртом Анджелины, все больше и больше возбуждаясь. Но ее тело оставалось напряженным. Она не сопротивлялась, к чему это? Когда ей больше нечего защищать… Но отныне она никогда уже больше не доставит ему и капли наслаждения и ни за что не выдаст тех чувств, которые его ласки пробуждают в ней. Пусть ему скорее наскучит возиться со своей холодной бесчувственной пленницей. И какую бы цену ей ни пришлось заплатить, как бы все это ни обернулось, она ничего не скажет ему. Ничего. Что бы он ни делал.
Глава 4
Аромат свежесваренного кофе разливался в прохладном воздухе. Возбуждающий обоняние, манящий, он разбудил Анджелину. На дворе стоял белый день. Анджелина чувствовала тяжесть и вялость во всех членах, как будто она очень долго проспала глубоким сном. Ей было тепло и уютно и так не хотелось шевелиться, но она не могла всю вечность проваляться под одеялом. Глубоко вздохнув и бессознательно улыбнувшись, она потянулась, вытянув руки над головой и дотрагиваясь кончиками пальцев на ногах до деревянной спинки кровати. И вдруг она наткнулась на теплое тело человека, спящего рядом с ней в одной постели. От неожиданности Анджелина задержала дыхание и сразу же отпрянула в сторону; воспоминания о событиях прошлой ночи обрушились на нее, как ураган. Она резко повернула голову и встретила ярко-синий взгляд принца. Он глядел на нее, пожалуй, с не менее ошеломленным видом, изумляясь ее присутствию и постепенно приходя в себя.
— Добрый день, — произнес он, наконец, и его лицо приняло обычное замкнутое непроницаемое выражение, как будто он снова надел маску. Маску, основательно подпорченную грубыми царапинами, оставленными ногтями Анджелины.
Итак, ее похищение — не сон, оно произошло наяву, ночной кошмар продолжался при дневном свете и становился от этого не менее невыносимым.
— Доброе утро, — пробормотала она.
— О, сейчас не утро и даже не день, а почти вечер. Во всяком случае, я так полагаю. Боюсь, что ваше падение теперь можно назвать полным и окончательным.
— Как… как мило с вашей стороны напомнить мне об этом. Думаю, что иначе я бы этого не заметила.
— Вы раздражены, не так ли? Прекрасно. Чем кардинальнее будут меры, принимаемые по отношению к вам, тем быстрее будет расти ваше недовольство, и тем…
— Угрозы вместо завтрака? Темы ваших разговоров не отличаются разнообразием, вы не находите?
Внезапно он широко улыбнулся, на его лбу появилась тонкая морщинка от еле сдерживаемого смеха.
— Опять жалобы. Ну что же, придется исправляться. Могу я обратить ваше внимание, милая леди, на поднос рядом с вашим локтем? И попросить налить мне кофе?
Немного нахмурившись от такой неожиданной приветливости, Анджелина повернула голову и увидела придвинутый к самому краю кровати сервированный столик с завтраком, который принес без сомнения неслышно ступающий своим легким шагом Сейрус. На подносе стоял серебряный кофейник, из носика которого поднимался ароматный пар, рядом — кувшин горячего молока, корзинка со свежей душистой выпечкой, покрытая льняной салфеткой, и хрустальные вазочки с вареньем. Анджелина села в кровати, и сползшая при ее движении простыня обнажила овалы нежной груди. Она поспешно натянула белую ткань на себя. У Анджелины было такое чувство, как будто ее вдруг хлестко ударили по лицу — так неожиданно ярко до ее сознания дошла вся бесстыдность обстановки, в которой она сейчас проснулась: она лежала совершенно голой в постели с посторонним человеком, который, тоже усевшись, ждал, когда она ему нальет кофе с молоком.
Ей ничего не оставалось делать, как только исполнить его просьбу, хотя Анджелина нелепо чувствовала себя в этой роли — наливая кофе в фарфоровую чашку, добавляя туда молоко и протягивая чашку человеку, сидящему рядом с ней в постели, — и все это с грацией настоящей леди, распоряжающейся за чайным столом в каком-нибудь благородном собрании.
Но больше всего ее угнетал тот факт, что она была страшно голодна и не могла скрыть своего волчьего аппетита.
