— Для того чтобы узнать это, существует простой способ — спросите у меня.
Анджелина подняла бровь.
— Но я же заранее знаю, вы ответите мне в вашей странной манере, и потом, почему я должна верить вам?
— Верить или не верить — зависит от уровня вашего собственного интеллекта. У каждого человека своя солонка. И не имеет ее только ленивый или дурак.
— То есть, другими словами, вы и не нуждаетесь в том, чтобы вам верили. И в то же время отказываете мне в праве иметь свою солонку — самой принимать решения.
— Принимать решения — моя прерогатива.
Она посмотрела на него долгим изучающим взглядом, прежде чем позволила себе довольно насмешливо улыбнуться.
— Судя по вашим невразумительным высказываниям, сегодняшний день не принес вам, Ваше Высочество, никаких отрадных результатов.
Не обращая внимания на издевку, он сказал:
— Вот уже второй раз за короткое время вы бросаете мне в лицо мой титул. Я вижу, что пора прибегнуть к жестким мерам. С этих пор каждое ваше подобное обращение ко мне я буду расценивать как приглашение.
То, что именно он имел в виду под словом «приглашение», ей стало сразу же ясно, когда он протянул к ней руку и, развязав кушак на ее поясе, уронил его на пол.
Она, всплеснув руками, уперлась ладонями ему в грудь, ощущая теплоту крепкого тела сквозь тонкую рубашку.
— Вы… вам… не сейчас!
— Хорошо, не буду, но зрелище, которое сегодня предстало моим глазам — вы и ваш старый бравый страж почти в обнимку — чуть не заставило меня забыть все моральные нормы.
— Чтобы… чтобы сокрушить мою и без того слабую защиту?
— Да нет, как раз наоборот. Чтобы укрепить ее.
Он осторожно согнул упирающиеся в его грудь руки Анджелины в локтях, глядя ярко-синим насмешливым взглядом на нежный овал ее лица и мягкие приоткрывшиеся губы. Не спуская взора с ее серо-зеленых глаз, принц склонился, коснувшись губами ее губ.
Глава 5
Ужин был довольно поздним, если исходить из обычаев, принятых в Сент-Мартинвилле. Пламя свечей, вставленных в чашечки люстры из черненого металла, низко висящей над столом, колебалось под дуновением сквозняков, гуляющих по просторной зале, и от плящу-щих язычков на потолке играли причудливые тени. В очаге полыхало огромное бревно, и столб огня взметался вверх на высоту человеческого роста. Отсветы пламени окрашивали лица сидящих за трапезой в оранжевые, красные и голубые тона и освещали конец стола, державший в напряжении всех присутствующих.
Там восседал Рольф с огромным кубком бренди в руках, на душе у него было смутно. По правую руку от него сидела Анджелина в белой блузе, надетой поверх муслинового платья, ее лицо выражало сдержанное достоинство. Она была официально представлена собравшимся за столом: темноволосому Леопольду, сидящему по левую руку от принца с вызывающим дерзким видом; высокому спокойному человеку по имени Мейер; и русоголовому Освальду, у которого были светлокарие глаза и пухлый чувственный рот. Эти трое сидели по одну сторону стола. По другую, напротив Освальда расположился Густав. Анджелина, садясь на указанное ей место, одарила его мимолетной улыбкой. Он сдержанно кивнул ей в ответ, но его здоровый глаз при этом приветливо искрился. Рядом с Густавом, справа от Анджелины сидел второй близнец, Оскар, молодой человек, более спокойный и обстоятельный, чем его брат Освальд.
Им подали черепаший суп, два вида рыбы, затем последовала запеченная в винном соусе оленина и пирог с начинкой из мяса диких голубей. Стаканы пирующих наполнялись вновь и вновь, малага и бордосское текли рекой, а потом очередь дошла до бренди, засахаренных фруктов с ликером, сыра, орехов и блюда мелких коричневых сочных яблок.
Хотя не в обычае французских леди штата Луизиана было вставать и удаляться, когда в конце ужина к столу подавали бренди, но Анджелина слышала, что это принято в некоторых европейских странах. Поэтому она сделала попытку встать и, извинившись, выйти из-за стола. Но Рольф не позволил ей уйти. И она продолжала сидеть, поигрывая своим бокалом и пощипывая виноградную гроздь.
Тем временем голоса разгоряченных мужчин становились все громче, манеры развязнее, что было следствием, как полагала Анджелина, нервного напряжения и усталости. Возбужденные, взвинченные, они все чаще прикладывались к своим кубкам с бренди и перебивали рассказчика, вмешиваясь несвязными замечаниями в его повествование. Рассказчика, — а им был Леопольд — в свою очередь так занесло, что начав рассказывать про состязание в скорости между дойной коровой и верблюдом, он сам, по-видимому, запутался и не знал, как закончить.
Освальд откинулся назад и, упершись одним коленом в край стола, раскачивался на стуле, поставив его на задние ножки.
— Если уж речь зашла о телках, то я видел сегодня целое стадо, бредущее домой вслед за звоном колокольчика. Это была вереница совсем юных девушек, которых вела монахиня. Все они были одеты в белые платьица с повязанными поверх фартучками. Волосы их были заплетены в косы. Монахиня держала в руке серебряный колокольчик, весело заливавшийся при каждом ее шаге.
— Уверен, что это было поучительное зрелище. Ты говоришь, совсем юные девушки? Ну, теперь я понимаю, почему ты не мог отвести от них глаз, — это произнес его брат Оскар — он взял гитару, дека которой была расписана причудливым цыганским орнаментом, и сев опять за стол, начал тихо наигрывать, не обращая почти никакого внимания на разговор за столом.
Освальд красноречиво вздохнул.
— Это зрелище подействовало на меня угретающе. Мне было невыносимо видеть целую шеренгу нетронутых, но вполне созревших для брачных уз девиц, которых так зорко пасут и охраняют!
Раздался резкий звук, как будто напильником прошлись по пиле — это Густав громко, предупредительно кашлянул, кивнув в сторону Андлежины.
Освальд, недовольно нахмурившись, замолк и даже слегка покраснел, но тут же румянец неловкости сошел с его раздраженного лица.
Рольф оторвал глаза от бокала с бренди.
— Здесь поблизости есть женский монастырь?
— Нет, не монастырь в обычном понимании слова. Это — школа при маленькой монастырской обители, в которой преподают три монахини.
— Надеюсь, ты ничего не упустил при осмотре?
Вопрос прозвучал довольно зло и язвительно. Но было заметно, что Освальд рад дать на этот счет исчерпывающий ответ.
— Ничего. Я все проверил лучшим образом, не вызвав и тени подозрения. Это маленькая обитель, где обучаются двадцать или тридцать юных созданий, большинство из которых живет на полном пансионе при обители в зимнее время года. Школа была учреждена одной леди из местных прихожанок по обету, данному во время болезни ее малолетней дочери. Молоденькая леди, с которой я говорил, очаровательная кокетка, остановившаяся завязать шнурок на туфельке как раз в то время, когда я спешился, чтобы подтянуть подпругу, сказала, что в обители только три взрослых дамы. Это их учительницы-монахини. Среди же учениц нет новых пансионерок, и никто из женщин в возрасте около двадцати лет давно уже не посещал обитель.
