— Я наблюдал за вами на протяжении всего этого времени — с тех самых пор, как Рольф похитил вас. Ваше поведение и самообладание ничего, кроме восхищения не вызывало во мне. Если бы вы знали, как часто я испытывал сострадание и жалость к вам.
— Вы очень добры, но…
— Пожалуйста, дайте мне договорить. Вы очень сильная женщина и все же очень хрупкая. Мне все время хотелось защитить вас. Более того, я страстно мечтал иметь право защищать вас, обеспечивать вашу безопасность. Отныне и навсегда. Вы… вы знаете, кто я — незаконнорожденный сын короля; и все же я обладаю определенным влиянием и имею довольно высокое положение в Рутении. В качестве моей жены вы были бы приняты при дворе и окружены уважением…
— Вашей жены? — у нее голова пошла кругом. — Вы просите моей руки?
— А чего же еще? Неужели вы подумали, что я предлагаю вам оставить Рольфа, чтобы вступить со мной в те же отношения, в каких вы находитесь с ним? Я бы ни за что на свете не стал оскорблять вас.
— Я… я прошу простить меня, но вы должны признать, что до сегодняшнего дня вы не давали мне повода задуматься над такой перспективой, я вообще не ожидала ничего подобного с вашей стороны.
— Обстоятельства, в которых мы находимся, слишком необычны. Рольф не погладит меня по головке за то, что я вмешиваюсь в его личные дела, а он — как вы знаете — мой военный командир, мой принц, и к тому же мой единокровный брат. Но меня заставила говорить с вами моя глубокая озабоченность вашим благополучием.
— Вы упомянули чувства сострадания и восхищения, и это все, что вы испытываете ко мне?
— Бывают очень счастливые браки, которые основываются и на меньшем. Но если вы спрашиваете о любви, то я могу дать вам ее…
Анджелина взглянула на его неясно очерченное в темноте лицо, погруженная в сумятицу собственных мыслей и эмоций. Он внушал чувство надежности, безопасности, доверия, уверенности в завтрашнем дне. Могла ли она отказаться от всего этого, находясь в нынешнем своем жалком положении? И все же, если сравнить ту страсть и радость, которые дал ей Рольф, отношения с Мейером не сулили ей ничего подобного и потому не привлекали ее по-настоящему. Она не могла найти в себе ни тени ответного чувства к нему.
— Мейер, я не могу… принять все это всерьез. Вы плохо знаете меня, а я — вас.
— Я знаю вас достаточно, чтобы предложить то, что предложил. Но я вовсе не ожидал, что вы вот так сходу примите мое предложение. Я вовсе не требую, чтобы вы сегодня же покинули Рольфа и бросились в мои объятья. По правде говоря, я не уверен, что Рольф позволит вам сделать это. Но позже, когда это приключение подойдет к концу, знайте, что я буду ждать вас, я снова приду и сделаю вам предложение.
Было совершенно ясно, Мейер не сомневается, что Рольф рано или поздно бросит ее, и он хочет смягчить этот удар. Анджелина, казалось, должна была испытывать к Мейеру чувство благодарности, но вместо этого ее охватила мучительная досада. Услышав звук открывающейся двери, она быстро повернула голову и увидела, что в коридор вышел Рольф. Он направился к ним упругой походкой, в которой таилась сдержанная сила. Это была поступь хищного волка. Волосы Рольфа отливали золотом в неярких лучах одинокой лампы, висевшей в коридоре.
— Твоя очередь заступать в караул, — сказал он Мейеру вкрадчивым голосом, однако четко выговаривая каждое слово.
— Да, конечно, — голос Мейера звучал напряженно, он выпрямился и повернулся, чтобы идти.
— Подожди, — остановил принц. — А мундир?
Он снял его с плеч Анджелины и швырнул в сторону Мейера, тот вынужден был отклониться, чтобы поймать его.
На мгновение взгляды обоих мужчин скрестились, как шпаги, но тут же Мейер коротко кивнул и двинулся прочь в темноту.
— Не пора ли нам спать? — Рольф взял Анджелину за руку и повел по направлению к спальной комнате.
Анджелину охватил холодный озноб — но не потому, что она замерзла, лишившись теплого мундира Мейера. Причина была в другом. Она покорно следовала, увлекаемая Рольфом, через холодную пустую смежную комнату — в спальную, которую она делила с Рольфом. Он закрыл за собой дверь и, прислонился к ней спиной, глядя, как Анджелина двигается по комнате. Под его тяжелым взглядом она чувствовала себя неловко. Анджелина подошла к кровати и начала расстилать ее.
— У тебя изобилие поклонников, — сказал он. — Они вырастают, как из-под земли. Интересно, что они тебе нашептывают? Что предлагают? Помощь в трудную минуту и брачные узы — две вещи, которые так жаждет твое сердечко?
Она замерла, держа в руках подушку, которую взбивала в этот момент. Затем, не глядя на него, спросила:
— Это тебя огорчает?
— Нисколько. Это меня забавляет. Самым простым и… трагическим образом.
— Я очень рада, что у тебя есть повод для веселья, — ответила она, подняв надменно бровь вверх и устремив серо-зеленые глаза на Рольфа.
— Так, значит, именно эту цель ты преследовала, ты хотела просто повеселить меня? Тогда тебе стоило заранее предупредить меня об этом. Я бы разыграл из себя бешеного ревнивца к нашему общему восторгу. И мы развлекались бы вместе. А так я ничего не могу предложить взамен, чтобы повеселить тебя. Надеюсь, ты простишь меня за это?
— Нет.
Слово повисло между ними, перечеркивая притворство и игру слов. Оно просто подтверждало тот факт, что Анджелина предпочла бы, чтобы Рольф открыто приревновал ее. Он разразился смехом. Напряженная складка на его лбу разгладилась, он успокоился.
— Так их станет еще больше?
— Поклонников? Не могу с уверенностью утверждать это.
— Тебе следовало бы остановиться на одном из них, вместо того, чтобы заводить вокруг себя целый хоровод.
Анджелина надула губы и бросила на него взгляд из-под ресниц, притворяясь, что глубоко задумалась над этим предложением.
— Ты действительно так считаешь?
— Я знаю, что это было бы лучше, — ответил он, подходя к ней. — Но только знай, что если я еще раз увижу, как этот «Один из них» уговаривает тебя, я пущу его кости тебе на гребни, а зубы на четки, чтобы ты перебирала их пальцами во время молитвы. Таким образом твой поклонник будет вечно и неизменно с тобой, находясь в самой непосредственной близости.
Как демонстрация ревности такое высказывание вполне могло слегка польстить раненому самолюбию Анджелины, но не более того. В его словах не было ни намека на его обязательства перед ней, на обещание взаимного счастья до конца дней, на предложение руки и сердца.
Анджелина рассказала бы ему, конечно, о предложении Джима Боуи увезти ее назад к тете и о забавном обещании Мейера попросить ее руки, когда Рольф бросит ее. Но он, Рольф, не дал ей возможности рассказать ему обо всем этом, а она не хотела навязываться. Потому что это выглядело бы с ее стороны, как попытка продемонстрировать ему свои победы над мужчинами. А еще хуже, если бы он воспринял ее рассказ, как вызов сделать ей ответное, вынужденное признание. Если она и дождется с его стороны когда-нибудь признаний, то только не таким путем.
