Выбравшись на палубу, она услышала крики, выбивавшиеся из общей суматохи. Сильные яростные голоса вновь и вновь, словно заклиная, кричали:
— Гонсальво! Гонсальво!
Этот звук притягивал к себе как магнит. Он побуждал ее идти вперед. Оглядевшись, она увидела, что с той стороны, где вонзилась большая часть абордажных крючьев и пираты вились, как стервятники над падалью, сражаются Чарро, Энрике и Балтазар. Они стояли клином, во главе дрался Рефухио. Их крики привлекли, остальных защитников. С диким упорством и яростной силой они, заняв позицию, медленно, но верно теснили пиратов. В это время Рефухио отдал команду — и разбросанные по судну стрелки сомкнули ряды, и сразу за первым залпом прогремели еще два.
Некоторое время затаившей дыхание Пилар казалось, что сражение прекратится только со смертью всех участников, что жестокость, ярость и сила воли заставят их до тех пор тратить силы и лить кровь, пока никого не останется в живых. Но вот ряды атакующих пиратов заколебались. Упал один пират, за ним второй Бородатый левантинец, выругавшись, швырнул на палубу сломанную шпагу и, повернувшись, бросился бежать. За ним последовало еще с полдюжины пиратов, и испанцы с удвоенной энергией рванулись вперед.
На борту пиратской каравеллы наблюдавший за схваткой капитан — его тюрбан был украшен пером и драгоценным камнем — прокричал какой-то приказ. Гиганты нубийцы, застывшие на палубе, выхватили мечи и начали рубить канаты, связывающие корабли. Оставшиеся на «Селестине» пираты с воплями ринулись на свой корабль, цеплялись за обрывки канатов, перепрыгивали через поручни, бросались в море, поднимая фонтаны воды, и, выныривая, по веревкам карабкались на борт. Два корабля медленно разошлись.
Рефухио и его соратники набросились на тех немногих корсаров, что еще сопротивлялись. Выстрелы смолкли. Кислый пороховой дым висел над судном, скрывая раненых, умирающих и продолжавших сражаться. Рефухио тяжело дышал, волосы, мокрые от пота, прилипли ко лбу. Он внимательно и настороженно огляделся. Его ищущий что-то взгляд остановился, он замер и уже приоткрыл было рот, собираясь что-то сказать.
Глухо треснул выстрел. Рефухио вздрогнул от боли, пошатнулся. На его груди расплывалось большое алое пятно. Он медленно опустил шпагу, его глаза закрылись. Под крики победивших испанцев он тяжело опустился на палубу.
Балтазар подхватил его и уложил на дощатый настил. Энрике и Чарро, побледнев, сжав бесполезные шпаги, заслонили его. Крики затихли, и ненадолго воцарилось молчание.
Пилар уронила бутылку, которую она все еще держала в руке. Та покатилась по палубе и шлепнулась в воду. Лежащие повсюду раненые стонали и кричали. Матросы, опомнившиеся от пережитого ужаса, сбрасывали за борт тела пиратов, некоторые из них были еще живы. Никто не двинулся с места, чтобы перевязать раненых и облегчить страдания умирающих. Никто не попытался помочь Рефухио.
Пилар чувствовала, что ее сердце рвется на части. Внутри пульсировала жгучая боль, дыхание перехватило, в глазах потемнело. Она не могла ни о чем думать, не могла двинуться с места.
Все происходившее вокруг теряло смысл и значение.
Она резко вдохнула, ее тело сотрясла дрожь. В голове прояснилось, и все увиденное и услышанное приобрело четкость. Не сознавая, что делает, она побежала туда, где лежал Рефухио.
Энрике склонился над ним, окровавленной рукой прижимая скомканный кушак к ране на его груди. Рефухио лежал без движения, под его глазами наметились глубокие тени.
— Он?.. — начала Пилар.
— Еле жив, — ответил Энрике.
— Отнесите его вниз. — Ее голос был тверд и четок. Разбойники, столпившиеся вокруг своего раненого главаря, посмотрели на нее, затем переглянулись. Балтазар кивнул. Они склонились над Рефухио и начали поднимать его.
— Осторожнее! — предупредила Пилар.
Они взглянули на нее снова, но промолчали. Священник, появившийся снизу, присоединился к ним. Желая помочь, он тихо стал рядом с остальными тремя. Просунув руки под лежащего, они подняли его и понесли осторожно вниз.
На борту корабля не было врача. Матросы при травмах или болезнях полагались на помощь тех, кто имел опыт в подобных вещах, или же лечились сами. Предполагалось, что пассажиры, если у них возникнет нужда во враче, поступят так же.
В монастыре, где содержалась Пилар, была одна сестра, которая по доброте своей, обнаружив в девушке склонность к этому, обучила ее врачевать раны, распознавать и выращивать целебные травы. Пилар не была уверена, что ее скромных знаний будет достаточно в сложившейся ситуации, но рассчитывать на кого-либо еще не приходилось.
Она приказала, чтобы Рефухио уложили на кровать в той каюте, которую им приходилось делить. Она послала Энрике на поиски рома или бренди, в то время как Чарро рвал единственную чистую простыню на бинты. Она собственноручно сделала подушечку из кушака Энрике, крепко прижав ее к ране. Когда она повернулась, чтобы попросить Балтазара принести миску морской воды, тишину прорезал отчаянный визг.
В дверях стояла Исабель. Приоткрыв рот, она безумными глазами впилась в лежащего на постели Рефухио. Подавшись вперед, она сдавленно зарыдала над окровавленным неподвижным телом. Балтазар схватил ее прежде, чем женщина подошла к постели, рванул ее к себе так, что волосы упали на красное, заплаканное лицо. Он грубо встряхнул Исабель:
— Прекрати причитать! Он еще не умер!
Исабель судорожно сглотнула, слезы струились у нее из глаз.
— Ох, — простонала она, дрожа, и кинулась на грудь к Балтазару, громко плача. Он обнял ее, утешая, неловко потрепал по спине, в его глазах застыли замешательство и боль.
Пилар чувствовала подступающий к горлу комок, но усилием воли она подавила рыдания. Сейчас было не время предаваться охватившему ее горю. Рефухио истекал кровью, ткань, которую она прижимала к его ране, промокла насквозь, ее пальцы были в крови. Нужно было что-то делать. Она должна была спасти Рефухио.
Чарро мог быть здесь очень полезен. Гасиенда его отца, по его рассказам, была далеко от города и от других поселений, и поэтому в его семье в случае необходимости все лечились сами. Когда Чарро был маленьким, он помогал своей матери лечить больных в импровизированном лазарете. Позднее сам лечил животных и пастухов, чаррос, получавших увечья от длинных коровьих рогов или калечившихся в колючих зарослях кустарника, называемого мескит, а иногда становившихся жертвами при разрешении споров с помощью ножей или стрельбы.
Пилар и Чарро вместе осмотрели рану, пытаясь определить, насколько она опасна. Пуля прошла слева направо через грудную клетку, сломав при этом два ребра, и застряла рядом с легким. Они извлекли бесформенный кусочек железа и промыли рану бренди, надеясь, что кровь, сочащаяся из раны, промоет ее там, куда они не смогли попасть. Затем, приложив сложенный подушечкой кусок ткани к груди Рефухио, они туго перебинтовали его. Рефухио был без сознания. Он дышал так тихо, что не было видно, как поднимается и опускается его грудь. Его руки расслабленно лежали поверх одеяла, ресницы отбрасывали на щеки густую тень. Твердо очерченные губы были бескровны и по краям отливали синевой.
