— Что же, свадьба так свадьба. Но мы должны как следует подготовиться.
— Но зачем же так спешить, — попыталась возразить Пилар.
Мать Чарро повернулась к ней:
— А какой смысл тянуть?
— Никакого смысла, — ответил Чарро вместо Пилар. — Чем скорее, тем лучше.
— Согласна? — Сеньора Хуэрта вопросительно посмотрела на Пилар.
Пилар нечего было сказать в ответ. Выдавив жалкую улыбку, она шепотом повторила:
— Чем скорее, тем лучше.
Приготовления к свадьбе начались на следующее утро.
В комнату Пилар вошла мать Чарро, за которой плелась Бенита. Девушка несла в руках ворох платьев, довольно нарядных, бледно-голубых, розовых, желтых и даже одно белое, расшитое крошечными голубыми цветочками. Все это были настоящие подвенечные платья, в которых выходили замуж женщины из этой семьи. Здесь были собственный наряд сеньоры Хуэрты и совсем новый — ее дочери, сестры Чарро, которая вышла замуж этим летом и переехала жить за Рио-Гранде, и еще несколько ее платьев, которые она носила в девичестве, но оставила дома, так как сочла их слишком легкомысленными для замужней дамы. И всю эту гору одежды Пилар предстояло перемерить. Когда она выберет себе свадебный наряд и платья для других случаев жизни, Бенита подгонит их под ее фигуру.
Сеньора велела служанке положить одежду на постель, а сама подошла к узеньким двустворчатым дверям, ведущим на балкон, и захлопнула их, затем вернулась обратно и села рядом с большим шкафом, стоящим возле стены как раз напротив кровати. Сложив руки на груди, она приготовилась руководить примеркой.
Пилар было абсолютно безразлично, что на нее наденут, но она решила, что все же лучше притвориться оживленной и довольной. Платье самой сеньоры было слишком коротко для нее, а наряды ее дочери широковаты в талии, но в целом сидели неплохо. В конце концов выбор остановили на белом платье. После долгого обсуждения решили, что оно самое подходящее для брачной церемонии. Этим платьем Бените предстояло заняться в первую очередь. Остальные подождут.
Пилар стояла, подняв над головой руки, которые уже начали неметь от такой неудобной позы, а Бенита сновала вокруг нее с иголкой и ниткой. Такой вещи, как булавки, в Техасе, похоже, совсем не водилось, и Бените пришлось наметывать все швы на живую нитку в тех местах, где платье нуждалось в переделке.
Пока проворные пальцы Бениты делали свое дело, сеньора Хуэрта успела задать Пилар несколько вопросов, касающихся ее семьи, воспитания, ее пребывания в монастыре. К тому времени девушка закончила один шов и перешла на другую сторону. Она натянула шелк так, чтобы он туго обтягивал талию Пилар, и воткнула в него иголку. Внезапно Пилар почувствовала, как кончик иглы глубоко вонзился в ее бок. Она вскрикнула от боли и отпрянула от служанки.
— Тысячу извинений, сеньорита, — пропела индианка, но в ее темных колдовских глазах не было ни капли сожаления.
Зато в этих глазах Пилар увидела ревность и обиду. Девочка любила Чарро. Она все время оказывала ему разные мелкие услуги, смахивала пыль с его шляпы только затем, чтобы лишний раз подержать ее в руках, постоянно таскала для него с кухни что-нибудь вкусненькое. Теперь Пилар чувствовала жгучее раскаяние. Она не думала, что ее скоропалительное решение может поломать жизнь еще кому-нибудь, кроме нее самой.
Сеньора Хуэрта вскочила на ноги.
— Ах ты, негодная девчонка! — набросилась она на Бениту. — По твоей милости платье теперь запачкано кровью. Заканчивай побыстрее и бегом застирывать пятно.
Пилар даже не дрогнула, когда девушка снова приблизилась к ней с иглой в руке. Это была маленькая месть Бениты, попытка привлечь к себе внимание. И девочка добилась своего.
На этом инцидент был исчерпан. Пилар одели в подвенечное платье, но ей казалось, что это захлопнулась дверь ее тюрьмы, в которую она сама себя добровольно заточила. Теперь ее будущее предопределено, и ей больше никогда не вздохнуть свободно.
Пилар была не единственной, кто разгадал тайну странного поведения Бениты. Донья Луиза завела об этом разговор, когда они с Пилар остались наедине.
— Знаешь, ты ведь растоптала все девичьи мечты этой служанки и убила ее надежды, — сказала вдова, прохаживаясь по балкону и жуя конфету. — Я как-то застала ее на кухне, царапающей стол и проливающей горькие слезы прямо в суп.
Пилар вышла на балкон следом за Луизой.
— Из-за этого я чувствую себя очень мерзко, — ответила она.
— И, как бы это помягче выразиться, ты выглядишь не намного счастливее, чем Бенита. — На сей раз вдова попала прямо в точку.
— Я пытаюсь собраться с мыслями. Все произошло так быстро.
— Да уж, с этим я согласна. А что, судьба Рефухио тебя совсем не беспокоит?
Пилар подошла к балконным перилам и взглянула через плечо на собеседницу.
— Чего это ради я должна волноваться за него?
— Он прилюдно предложил тебе руку и сердце, а ты ему отказала. И теперь тебе совершенно все равно, какие чувства он испытывает после этого?
— У него были свои причины, чтобы сделать мне это предложение, а у меня свои — чтобы его отвергнуть. Я думаю, он все понял. На такие дела у него хватает сообразительности.
— Понять и смириться — совершенно разные вещи. Но мне интересно, неужели ты и вправду так поверхностно судишь о Рефухио? Действительно, он не совершает безрассудных поступков. Прежде чем что-то сделать, он должен все хорошенько обдумать. Но почему ты считаешь, что человек с трезвым умом обязательно должен быть бесчувственным чурбаном? Рефухио — необыкновенный мужчина. Я до сих пор не могу себе простить, что так легко позволила ему уйти из моей жизни.
— В самом деле? — Пилар казалась совершенно равнодушной.
— Да. Хотя, окажись я на твоем месте, я бы, вероятно, тоже предпочла выйти замуж за Чарро.
— Тогда зачем ты читаешь мне нотации?
— Я просто высказала свое мнение. Но Рефухио все же заслуживает лучшей участи.
— Ты забываешь об изумрудах. Полагаю, Энрике уже успел рассказать тебе о них?
Донья Луиза рассмеялась:
— Конечно, рассказал. И я теперь ничего не забываю. Наверное, это Энрике удалось перевоспитать меня.
— И ты сама признаешься в этом? — Пилар на миг обернулась к Луизе, затем снова отвела глаза.
— Как видишь. Забавно, не правда ли?
Пилар нахмурилась:
— Только не говори мне, что ты просто играешь с ним.
— Он не из тех, над кем можно всласть позабавиться, а потом выбросить, как надоевшую игрушку, — сказала вдова, криво усмехнувшись. — Иногда он выглядит милым, смешным дурачком — и только. Но на самом деле у него есть твердые жизненные принципы, у него добрая душа и пылкое сердце. Под его влиянием я сильно изменилась — в лучшую сторону. Словом, Энрике — золотой малый. И он заслуживает настоящей любви.
