— Он не умер.
Слова были холодны, их бесстрастие тревожило больше, чем самый громкий крик.
— Но я поняла…
— Он выстрелил в себя, но не умер. Он уничтожил свой разум, а тело его живет и дышит, ест, спит, стареет и, когда умрет мой отец, будет обладать титулами и почестями старшего сына.
Рене пристально смотрел на нее, но на ее прелестном лице не отражалось ничего, кроме жалости и страдания. Бесполезные чувства. Он-то знал это.
— Титулы и почести, которые перешли бы к тебе, если бы он умер? — предположила она.
Он резко качнул головой.
— Нет. Никогда. В них я не нуждаюсь совершенно.
Глава 15
Губернатор Водрей не забыл о любительских спектаклях, про которые он упоминал, когда Сирен впервые познакомилась с ним. Пьеса, которую они собирались ставить, была комедия Мариво, сокращенный вариант его «Le Jeu de l'amour et du hazard», или «Игра любви и случая». Марди Гра, или «Жирный вторник», последний день карнавала и буйного веселья накануне сорока дней воздержания во время Великого поста перед Пасхой, был совсем недалек. Однако все было к лучшему, им надо было начать репетировать.
Это была история о даме и джентльмене, которые заочно помолвлены друг с другом. Оба сомневаются в том, что партия им подходит, и каждый решает сначала посмотреть на другого, не обнаруживая себя. Поэтому для первой встречи они меняются местами со своими слугами: дама — со своей горничной, а джентльмен — с камердинером. Они безумно влюбляются. Их слуги тоже сражены друг другом, и получается, что в интригу замешаны четверо, причем двое считают, что их возлюбленные ниже их по положению, а двое, что влюблены в людей, которые стоят выше них. Пьеса требовала напряжения сил, потому что ее юмор в большой мере зависел от игры персонажей в непривычных для них ролях и от исполнения диалога.
Сирен, занятая в роли дамы с губернатором в качестве партнера в роли джентльмена, не была уверена в том, что в состоянии справиться с ней, хотя маркиз утверждал, будто она как раз обладает необходимым сочетанием независимости и легкости. Рене отвели роль камердинера, а горничную играла мадам Прадель, поскольку не удалось убедить мадам Водрей выйти с ними на сцену.
Супруга губернатора заявила, что пьеса ей понравилась, и она рада, что Помпадур возобновила любительские спектакли, но сама играть ни за что не станет. Выучить столько диалогов просто выше ее сил, объявила маркиза, хотя Сирен про себя подумала, что леди имела в виду, что это ниже ее достоинства. Игра на сцене всегда пользовалась довольно сомнительной репутацией, и покровительство фаворитки короля мало что изменило.
Репетировать приходилось много, так как губернатор, хотя и не был педантом, требовал довести спектакль до определенного совершенства. Каждый должен был уметь двигаться изящно и естественно, а также произносить свои реплики с возможно меньшим количеством ошибок. Он высказал свои пожелания, но на деле за их исполнением следила мадам Водрей. Она взяла на себя обязанности постановщика и, сидя в конце длинной комнаты, где проходили репетиции, делала замечания и отдавала указания. Сам маркиз был неизменно великодушен в замечаниях и тактичен в советах; все же Сирен, вспоминая о том, что рассказывал Арман, начала приглядываться к этой паре и задумываться, не выполняет ли госпожа маркиза просто волю своего мужа.
Для Сирен играть с ним, исполняя любовные сцены с намеками в такой непосредственной близости, было трудно, несмотря на его обаяние и безупречные манеры. Бодрей был так или иначе слишком яркой фигурой, он обладал таким внешним лоском и настолько сильной индивидуальностью, что производил впечатление жесткого и независимого человека. Кроме того, в нем было неосознанное высокомерие.
Рене тоже не помогал делу, пристально следя за каждым ее движением, каждой улыбкой и жестом. Это заставляло ее нервничать еще больше. Почему он так внимательно смотрел за ней, она понять не могла; она замечала оценивающие взгляды маркиза, обращенные на нее, но никакой фамильярности он не допускал, и она, конечно, тоже.
Однако того же нельзя было сказать о мадам Прадель: она не упускала возможности положить руку на плечо Рене или склониться к нему, когда они репетировали. Это было бестактно и пошло. Конечно, Сирен не ревновала. Рене относился к ней, думала она, как к собственности, словно собака к новой косточке. В этом не было ничего, чем ей стоило бы гордиться, зато многое беспокоило.
Особенно ей не понравилось, как он подошел к ней сзади и встал, прислушиваясь, когда после репетиции она сидела с маркизом за вином и пирожными. Они беседовали, причем губернатор, словно королевская особа, задавал вопросы или тему разговора, а она отвечала. Он спросил, есть ли у нее родные и друзья, пояснив в нескольких словах, что он имел в виду кого-то, кроме отца и матери, которых, как он знал, больше не было. Она рассказала про своего дедушку в Гавре и свой разрыв с ним.
— Ах да, кажется, я был знаком с этим господином на Севере Новой Франции.
— Правда? — спросила она, и ее глаза вспыхнули от удовольствия.
— Это было довольно давно, до того, как меня назначили губернатором Труа-Ревьеры. Но я помню, как ваш дедушка ходил в бобровом пальто, таком длинном, что оно волочилось по земле. Он всегда говорил, что предпочитает уберечься от простуды, а не одеваться по моде. Тогда я считал, что это весьма практичное поведение.
Она рассмеялась.
— Осмелюсь предположить, что он и сейчас такой же; был такой же, когда я видела его в последний раз. А возможно, вы знали и мою мать ребенком?
— Действительно, необыкновенно прелестное существо. Вы очень похожи на нее, насколько я помню. Никогда не забуду, в каком отчаянии были поклонники, когда она вышла замуж. Это был, естественно, ее первый муж.
— Первый муж? Что вы имеете в виду? Он был единственным.
— Но я был уверен. Вашу мать звали Мари Клэр? Мари Клэр Леблан?
— Да, но я никогда не слыхала, что она прежде была замужем. Кто бы это мог быть? И что с ним случилось?
Губернатор долго и пристально смотрел на нее, а потом на его глаза словно опустились некие шторки.
— Возможно, я ошибся, мадемуазель. Должно быть, так и есть. Извините меня.
— Но вы назвали ее имя правильно, — удивленно запротестовала она.
— Имя, возможно, правильное, но скорее всего это не та женщина. Моя бедная память. Во всяком случае, человек, о котором я подумал, погиб в лесу, как я припоминаю. А дама вскоре после этого снова вышла замуж.
— В Новой Франции?
— По-моему, да.
Тогда все в порядке. Родители Сирен познакомились в Новой Франции, но поженились в Гавре.
Именно в этот момент заговорил стоявший позади нее Рене.
— Если на этом семейная история заканчивается, Сирен, дорогая, не пойти ли нам теперь домой? Я нахожу, что игра на сцене чрезвычайно утомляет. Мне очень хочется лечь спать.
