— В вас говорит гордость, но она не согреет вас в зимние холода.
Сомнения, высказанные им, были более чем знакомы самой Пилар. Но как бы то ни было, она не испугается и не повернет назад. Она запрокинула голову, глядя прямо ему в лицо:
— Так вы поможете мне или нет?
— Да, конечно, — мягко ответил Рефухио де Карранса-и-Леон, глядя на застывшую в лунном свете Пилар. — Я помогу вам.
ГЛАВА 2
Процессия, сопровождавшая Пилар в монастырь, была невелика. В громоздкой старой карете находилась Пилар вместе со своей дуэньей. Рядом с каретой ехал дон Эстебан на чистокровном арабском жеребце. Для охраны он взял восемь слуг, четверо из них ехали впереди и четверо — сзади. Пилар была уверена, что их могло бы быть и меньше. Дон Эстебан не был ни трусом, ни глупцом. Он пробормотал что-то насчет воров и бандитов, рыщущих по дорогам, и добавил, что беспокоится за золото. Сундук был надежно закреплен сзади, рядом со скромными пожитками Пилар. Пилар не обратила на него внимания, полагая, что охрана нанята для спасения от Рефухио Каррансы, ибо в холмах Эль-Леон был всесилен. Бдительность отчима беспокоила Пилар, но ей ничего не оставалось делать, кроме как уповать на то, что Рефухио знает привычки дона Эстебана и, готовясь атаковать, примет их во внимание.
Дон Эстебан настоял на том, чтобы они выехали пораньше, и не разрешал делать долгих остановок в пути. Он хотел, чтобы путешествие поскорей закончилось. Если повезет, они смогут добраться до деревушки, где расположен монастырь, до наступления темноты. Затем он проведет ночь на постоялом дворе и на следующий день вернется в Севилью. Даже если бы ему не нужно было осторожничать, пересекая территорию Эль-Леона, то тянуть время он все равно не мог. Он получил приказ от королевского министра немедленно прибыть в Кадис, где готовился к отплытию корабль в Луизиану.
Карета тряслась и подпрыгивала на ухабах. Летом в этой местности простирались нежно-зеленые поля, усеянные маками и желтой акацией. Теперь равнина была мрачной и голой. Низко нависало зимнее небо. Серые силуэты олив да серебристо-зеленый табак — вот и все, что можно было увидеть. На горизонте отливали лавандовой синевой холмы. Иногда навстречу попадался крестьянин, ведущий на поводу тяжело нагруженного дровами осла, или мальчонка, пасущий несколько овец и коз. Все было недвижно, лишь ветер гулял по вспаханным полям, крутя в воздухе пыль.
День был пасмурным. Они свернули с главной дороги на тропу, петляющую меж холмов. Вдали появился шпиль деревенской церкви, ближайшей к монастырю. Где же Эль-Леон?
Он дал слово, что придет. Пилар не хотела думать, что он может предать ее, но сдержать себя она не могла и поминутно выглядывала из окна, отдернув кожаную занавеску.
— В чем дело, сеньорита? — спросила, в конце концов, дуэнья. — Что там?
Пилар опустила занавеску.
— Ничего. Я только… горю желанием увидеть монастырь.
— Вы еще насмотритесь на него, — женщина даже не пыталась скрыть раздражение.
— Только изнутри, — грустно заметила Пилар.
Маска смирения и покорности начинала тяготить Пилар. Ей хотелось закричать, заявить этой женщине, что скоро она, Пилар, получит долгожданную свободу и избавится от ее надзора. Но она не могла позволить себе это. Она должна ждать, пока не избавится от дона Эстебана. Он будет потрясен. Его самомнение так велико, что он не в состоянии заподозрить ее. Ну и лицо будет у него, когда он поймет, что ему не удалось подчинить Пилар своей воле! Она с удовольствием посмотрела бы на него в этот момент.
Она сделала все, чтобы быть уверенной в успехе предприятия. Платье, которое она надела, было из серо-голубой ткани без рисунка и богатой отделки — так оно меньше привлекало внимание. Ее темно-коричневая простая накидка была украшена тесьмой. Девушка была одета, как приличествует послушнице, но одежда была удобной и теплой. Более того, она отказалась от корсажа и кринолина, так как они могли помешать ей ехать верхом. Ее башмаки были из грубой кожи, в расчете на то, что ей придется идти пешком по каменистой дороге. Ее волос не коснулась рука парикмахера. Она зачесала их назад и туго уложила. По крайней мере, эта прическа была удобна.
Сразу же за поворотом прямо перед процессией неожиданно появилось стадо овец. Кучер закричал и стал останавливать карету. Животные беспорядочно заметались и заблеяли в ужасе, когда карета врезалась в стадо. Собака непонятной породы кусала за ноги убегающих овец и возбужденно лаяла. Пастух, ее хозяин, согбенный старик, опиравшийся на изогнутый посох, был одет в выцветшие лохмотья и укутан в плащ с огромным капюшоном. Он стоял посреди разбегающегося стада, но, казалось, его не тревожили ни овцы, ни собака. Казалось, что он не слышит ни криков кучера, ни команд дона Эстебана, требующего очистить дорогу. С двух сторон возвышались холмы, и стадо увести было некуда.
Кони встали на дыбы, карета чуть не перевернулась. Дон Эстебан прикрикнул на испугавшихся слуг, и они бросились успокаивать встревоженных лошадей. Отчим Пилар направил коня на старика. Сперва Пилар решила, что он хочет сбить его с ног, но вместо этого дон Эстебан поднял короткую кожаную плеть, которую он всегда носил с собой, и, размахнувшись, ударил старика по спине. Тот, съежившись и наклонив голову, повернулся. Дон Эстебан замахнулся снова.
Плеть еще раз просвистела в воздухе, но не успела она опуститься, как пастух выпрямился и, схватив свободный конец плети, чуть не свалил дона Эстебана на землю. Капюшон соскользнул с головы пастуха, открыв резко очерченное красивое лицо, искаженное гримасой отвращения. Темные волосы трепал ветер.
— Карранса, — вскричал дон Эстебан, выпустив из рук плеть и глядя расширенными от страха глазами на пастуха. Резко повернувшись, он скомандовал:
— Убить девчонку! Убить! Сейчас же!
— Эль-Леон! Эль-Леон! — кричали слуги дона Эстебана.
Их крик был подхвачен людьми с холмов. Эти крики, как показалось Пилар, звучали с небес, но затем она увидела людей из отряда Рефухио Каррансы. Они появились внезапно, выкрикивая имя своего предводителя. Ее сердце сжалось. Рука судорожно вцепилась в занавеску. Вот и пришло время ее освобождения. Сейчас ее увезут…
Один из слуг ее отчима подъехал к двери кареты. Он обнажил шпагу, но ему мешали овцы, снующие в панике под ногами его коня. Пилар узнала его. Это был Карлос, тот самый лакей, который вторгся в ее спальню по приказанию дона Эстебана. Отчим приказал убить Пилар, предпочитая видеть ее мертвой, нежели отдать в руки своего врага.
Пилар поспешно огляделась, ища что-нибудь пригодное для защиты. Но ничего не обнаружила. Ее дуэнья сидела напротив и торопливо бормотала молитвы. Ее лицо было смертельно бледным.
Дон Эстебан гневно кричал что-то, но внезапно его крик оборвался. У Пилар не было возможности посмотреть, что происходит. Карлос прорвался сквозь стадо и вытянулся, пытаясь ткнуть шпагой в окно кареты. Пилар отпрянула, когда лезвие распороло кожаную занавеску. Она схватила толстую подушку и, когда лезвие вновь проникло внутрь, отразила его этим щитом. В воздухе белым облаком закружились перья.
