Элиз отмела оба предположения. Как бы то ни было, ей стало ясно одно: Рено был прав, говоря, что не все мужчины одинаковы и что нельзя судить обо всех мужчинах по Винсенту Лаффонту, ее покойному мужу.
Рука Элиз по-прежнему лежала на груди Рено, и она вдруг почувствовала неровности в линиях его татуировки. Эти линии, похожие на звенья цепи, сходились в центре, образуя концентрический рисунок. Татуировка наносилась каким-то острым инструментом, скорее всего костяной иглой, а затем в ранки была втерта и оставлена высыхать сажа либо темная растительная краска. Эти линии наносились не в декоративных целях, они служили доказательством мужественности и поэтому не предназначались для чужих глаз. Но Элиз их увидела. Более того, ей захотелось рассмотреть их поближе при свете дня. Хорошо еще, что он, как другие воины, не нанес татуировки на лоб и крылья носа…
У Рено было еще одно явное отличие от Винсента. Тело ее мужа покрывала густая растительность, а грудь Рено была абсолютно гладкой. Наверное, это оттого, что он полукровка. Она и раньше замечала, что у индейцев гладкая грудь.
Опять сверкнула молния, вслед за которой сразу же грянул раскатистый гром. Она высветила то, что раньше укрывалось от глаз Элиз. Оказалось, что Рено лежит рядом с ней совершенно обнаженный. Вздрогнув, она отдернула руки и отшатнулась от него, как от раскаленных углей.
Рено удивленно взглянул на нее:
— Что случилось?
— Ты ведь голый!
— Ну и что с того?
— Как это, что с того?!
— Не бойся, — резко произнес он.
— Обещай, что не тронешь меня! Обещаешь?
— Клянусь всеми святыми, вуалью девственницы, крестом господним, бородой Людовика XV, именем Христа, тенями Комбургского замка и могилой моего отца.
— Хорошо, я тебе верю, — сказала Элиз, желая остановить этот поток клятв.
— Тогда положи руку мне на грудь — сама, по собственному желанию.
Это был и приказ, и просьба одновременно. Элиз долго лежала не двигаясь, затем медленно положила раскрытую ладонь ему на грудь, ощущая под пальцами биение его сердца, бугорки его мышц и линии татуировки. Рено не двигался и не выказывал никаких признаков восторга, а Элиз не поднимала глаз, боясь увидеть его наготу, которая, впрочем, и без того запечатлелась в памяти.
— Ты доволен? И что мне делать дальше?
— Все, что тебе угодно, — ответил он низким глубоким голосом и, заметив, что она хочет убрать руку, добавил: — Только не это.
Элиз машинально провела ладонью по его груди. Видя, как под ее пальцами затвердел сосок, она удивилась и потрогала его еще раз, отчего он стал еще тверже. С интересом перейдя к другому соску, она слегка поддела его ногтем и смущенно улыбнулась, увидев, как он напрягся и сразу же сделался плотным. Тогда она стала массировать его, обводя кругами и постепенно увеличивая площадь под ладонью.
Найдя ложбинку, разделяющую его грудь, Элиз пробежала по ней пальцами до небольшой ямочки у горла и далее, к адамову яблоку и выступу подбородка с ямочкой посередине. Коснувшись ладонью его щеки, она обнаружила, что Рено небрит, и вспомнила о том, что индейцы не бреются, а выщипывают волосы, и делают это гораздо реже, чем остальные мужчины, ежедневно выбривающие щеки.
Подавив в себе желание коснуться пальцами его хорошо очерченного красивого рта, Элиз снова положила руку ему на грудь и провела ладонью вниз, к мускулистому животу, думая о том, что своей атлетической красотой Рено походит на античную статую.
Когда она слегка коснулась пальцами его лобка, Рено неожиданно сжал ее руки, не позволяя ей двигаться дальше, и, прежде чем она успела вскрикнуть или удивиться, он уже был на ногах. Приподняв конец свисающей материи, он быстро выскользнул наружу.
Начался дождь. Элиз лежала, нахмурив брови и не веря, что Рено ушел. Как ни странно, она была не рада этому. Постель еще хранила его тепло, а Элиз знобило от холода. Она села, всматриваясь в темноту и прислушиваясь к звукам ночи, но так и не смогла определить, где он и что делает.
Тогда, встав на колени, она подползла к выходу и выглянула наружу. Было темно, капли дождя, гонимые ветром, сразу хлестнули ей в лицо. Яркой вспышкой блеснула молния, осветив силуэты деревьев и обнаженную фигуру стоящего неподалеку мужчины.
Рено стоял, запрокинув голову и подставив лицо с закрытыми глазами под холодный осенний дождь.
Глава 4
Тяжело ступая и глядя себе под ноги, Элиз шла следом за приземистой фигурой Паскаля. Хмурясь, она время от времени поглядывала мимо торговца на широкую спину Рено, который шел впереди.
Элиз не понимала его. То, что он потребовал от нее в обмен на жизнь беженцев из форта Розали, было чудовищным. И тем не менее его поведение этой ночью было настолько безупречным, что редкий джентльмен мог сравниться с ним. Чего же хочет от нее этот загадочный человек?
Элиз не сомневалась, что за его терпением что-то кроется. Скорее всего, он ждет, что она в конце концов увлечется им, поддастся искушению и, движимая любопытством, сама возжелает близости с ним. Все его разговоры о радостях любви и ее неопытности должны были привести именно к такой развязке. Ну что ж, он будет разочарован, так как она не собирается уступать!
Элиз, однако, сознавала, что далеко не у каждого мужчины хватило бы терпения ждать. Большинство из них считало, что протесты и преграды, чинимые женщинами в таких случаях, только для того и существуют, чтобы их отметать, добиваясь в результате своего. В этом они черпали удовольствие и даже наслаждение. Она не ждала ничего другого и от Рено. Однако, как ни странно, его снисходительность смущала ее больше, чем если бы он силой добился от нее желаемого… Впрочем, сильнее всего Элиз смущала и шокировала собственная реакция на его ухаживания. Она не ручалась за себя и свое поведение, решись он все-таки применить силу, и не хотела даже размышлять об этом.
«Самонадеянный ублюдок!» — подумала Элиз во внезапном порыве гнева. Неужели он надеется сбить ее с толку своими жалкими уловками? Или надеется, что она не сможет устоять перед его хорошо развитой мускулатурой и татуировками? Подумать только! Заставил ее коснуться его тела! В следующий раз она постарается оставить на нем следы своих ногтей, сделает так, что он пожалеет, что заключил с ней эту неблаговидную сделку! Уж не сравнивает ли он ее с девушками из индейского племени, всегда готовыми с радостью предаваться любовным утехам? Она не кто-нибудь, а Элиз Лаффонт гордая и уважающая себя француженка, обладающая приличным состоянием и определенным положением в обществе. В следующий раз она поведет себя иначе и не пойдет у него на поводу. Призвав на помощь все свое презрение к нему, она сумеет защитить себя. Пусть оставит свою жалость при себе, та ему еще пригодится, когда она даст ему от ворот поворот!
Элиз подняла глаза и вновь посмотрела на Рено. Он шел, согнувшись под тяжестью необъятной ноши, но движения его были полны проворства и силы. Ветер приподнял его набедренную повязку, обнажив бронзовую полоску мускулистого бедра, и в памяти Элиз вновь возникла фигура обнаженного мужчины, стоящего под дождем в ночи.