Старик, целовавший ей руку, приходил каждый вечер. Он помогал ей взобраться к нему на столик и сидел без движения, наблюдая за ней. В его серых глазах было столько терпимости, столько доброты! Наконец он вызвал ее любопытство. Кто же он? Он был не таким уж старым — вероятно, лет за сорок. В его черных волосах блестела седина. Одежда его тоже отличалась от одежды других посетителей. Она была лучшего качества, более изысканная. Он просто совершенно не вязался с обычными посетителями бара — футболистами, работягами, мужами, сбежавшими тайком сюда от своих жен. Время от времени сюда забредала какая-нибудь туристка. Ребекка не могла понять, что же он здесь делал. После окончания танца он никогда не забывал ее отблагодарить и всегда бывал щедр к ней. Однажды он даже сказал:
— Я рад, что вы вернулись. Я скучал без вас и беспокоился, не стряслось ли чего-нибудь.
Неделю спустя после возвращения, поздно ночью, около двух часов, жирный владелец бара послал за ней. Вместе с ним в офисе сидел еще какой-то толстый и темноволосый мужчина. Волосы его были густо смазаны маслом, а акцент выдавал в нем южанина.
— Эта? — спросил владелец бара, кивнув в ее сторону.
— Да, — ответил мужчина.
— Подойди сюда, — сказал владелец бара. Его будто что-то забавляло, но говорил он вполне серьезно.
Ребекка сделала вперед шаг или два.
— Ближе.
Она закусила губу, но подошла ближе, пока не оказалась перед его столиком. Иностранец был на расстоянии вытянутой руки.
— Повернись и смотри на дверь, — сказал он.
Она переводила взгляд с одного мужчины на другого. Музыка, звучавшая в зале, обычно такая громкая, доносилась до нее как будто издалека. В комнате душно, ночь была теплой и влажной, лишь вентилятор давал легкое дуновение. Она чувствовала запах масла, которым были смазаны волосы иностранца. Неожиданно она почувствовала себя совершенно голой, значительно более голой, чем когда она на каблуках, перетянутая тесемочками, танцевала на столах.
Она облизнула губы.
— Зачем?
— Делай, как я говорю, — сказал толстяк, отделяя слово от слова и с интонацией, от которой волосы на затылке, казалось, встали дыбом.
Она медленно повернулась.
— Наклонись.
— Не нужно, — заметил иностранец. Она почувствовала, как рука его ощупала ее бедра, а пальцы скользнули между ног. Она вскрикнула и отпрянула, повернувшись назад.
Иностранец рассмеялся. Он щелкнул пальцами и повернулся к владельцу бара.
— Очень хорошо, — сказал он. — Я беру ее.
12
Когда в дверь постучали, Эдисон Галлант брился. Он выругался. Ну почему, когда он в ванной, обязательно кто-нибудь ломится в дверь, и больше некому открыть, кроме него? Несколькими минутами раньше Анна могла бы открыть, а нет же, пришли именно сейчас.
Он взял полотенце, вытер лицо, перекинул его через плечо. На нем были только пижамные штаны. Он подошел к двери и взглянул в глазок.
За дверью стояла женщина. Она была не молода и не стара, не безобразна, но и особой привлекательности в ней не было. Она оглядывалась вокруг, как гостиничная проститутка, боящаяся, что ее сейчас застукает полицейский. Она поправила волосы и губную помаду. На ней было дорогое платье, сшитое из какой-то мягкой цветастой ткани, но оно сидело бы лучше, если бы было на размер больше.
Эдисон узнал ее. Да, он помнит, как ее зовут. Улыбка появилась на его губах, затем исчезла. Он протянул руку к замку и распахнул дверь.
Женщина охнула и прижала руку к груди. Почти беззвучно она произнесла:
— Здравствуйте!
Великолепно! Он любит, чтобы они немного нервничали. Эдисон сердито взглянул на нее:
— Что вам угодно?
— Вы… вы не узнаете меня?
— А разве мы знакомы? — Слова его звучали холодно и оскорбительно, глаза скользнули по ее фигуре.
— Я думала, что вы узнаете меня, — ведь мы виделись два дня назад.
Она уже надула губы. Ну что за простушка!
— У меня нет времени для глупостей. Если вам что-то нужно, выкладывайте!
Она вспыхнула:
— Я хотела бы поговорить с вами. Я Маргарет, сестра Ривы, жена вашего кузена.
Конечно, он знал ее. Однако он всегда стремился держать на расстоянии людей, которые чего-либо от него добивались. А уж этой заднице Маргарет точно что-то от него нужно. Что же, хорошо. Может быть, и ему тоже что-нибудь надо.
— Входите, пожалуйста, — произнес он, впуская ее внутрь. Она прошла в номер, и дверь закрылась.
Эдисон наблюдал за ней. Он много раз видел, как женщина входит в гостиничный номер, видел разных женщин. Эта явно не часто входила в гостиничный номер. Она нервничала, но и получала от этого какое-то удовольствие — внимательно осматривала номер, вероятно, она вообще никогда не бывала в гостинице. Старина Ботинки, наверное, не так много зарабатывал и не мог предложить своей жене подобных развлечений. Она же не походила на женщину, у которой мог быть любовник.
В голове Эдисона мелькнула мысль, что когда-то он сам с собой заключил пари, что сможет поиметь всех трех сестер. Эта была последней. Он чувствовал зуд в мошонке от этой мысли. Он всегда легко возбуждался в гостиничных номерах.
Маргарет повернулась к нему лицом:
— Я не надолго задержу вас. У вас, вероятно, много дел.
— Да, обычно у меня много дел.
— Я просто хотела поговорить с вами минутку-другую, а в газетах я прочла, что сегодня ваша жена перерезает ленточку на открытии какого-то госпиталя.
А-а, жена старины Ботинок, конечно, стояла где-нибудь поблизости, ожидая, пока Анна уйдет. Ему стало любопытно, когда он представил, как Маргарет ходила, наблюдая за лифтом. Она наверняка представляла их встречу как что-то нелегальное.
Женщина вспыхнула, поглядев на Эдисона, отвела взгляд.
— Много времени прошло с тех пор, как мы встречались все вместе, летом.
— Разве? — Он прошел в глубь комнаты, медленно вытирая капли воды со своей груди концами полотенца.
— Больше двадцати пяти лет. Я часто думала, что, может быть, вы побываете еще раз в нашем городке на каникулах или приедете навестить своих родственников. Но вы не вернулись больше.
— Такого рода воспоминания не по мне. — Ничто в том городке и никто ему не нравились. Он поклялся, что никогда больше туда не вернется. И с того самого лета больше там не бывал. Даже во время предвыборной кампании. Говорить об этом, однако, не стоило.
Она передернула плечами, не отрывая глаз от его груди и движений его рук.
— Да, конечно, что может вас связывать с нашим городком с той поры, как умерли ваши дядя и тетя.
