Послеполуденное солнце проскальзывало сквозь окна-щели. На улице потеплело, поэтому они потушили камин. Рован сидел у ее ног, облокотившись спиной о кресло, и наигрывал знакомую мелодию на мандолине. У нее на коленях лежало вышивание, хотя за последний час она не сделала ни стежка. Она была занята собственными мыслями и машинально следила за его сильными пальцами, перебиравшими струны. Мелодия подходила к концу, и скоро последняя нота повисла в воздухе, эхом отдавшись от каменных стен. Он откинул голову назад, на колени Кэтрин, и она стала гладить его жесткие волнистые волосы.
— Что же мы будем делать?
— Что-то… ничего… что будет необходимо, — ответил он и вздохнул.
— Что, если… — начала она и, заколебавшись, прикусила губу.
— Да? — спросил он, не глядя в ее сторону.
Кэтрин с трудом начала объяснять:
— Что, если несмотря ни на что, Жиль все-таки решит тебя убить? Что будет, если он посчитает тебя угрозой и не захочет рисковать?
— Что, если он решит, что человек, наставивший ему рога, должен умереть? — повторил за ней Рован. — Я не собираюсь добровольно класть голову на плаху.
— Но ты же сейчас безоружен.
— Ты полагаешь, что он прикажет убрать меня, как только «Цветок хлопка» причалит? Может и так, но если он и задумал это, по крайней мере, сначала он должен узнать, увенчался ли успехом его план в отношении нас обоих.
— Не могу себе представить, что он скажет, чтобы разузнать правду?
— Довольно просто, поскольку тебя при этом не будет.
— Понимаю, — спросит как мужчина мужчину.
Рован повернулся к ней, положив руку на ее колено, и открыто посмотрел ей в глаза.
— Это волнует тебя? Даю слово, не будет никаких комментариев.
— В этом я тоже уверена. — Кэтрин подумала, что не в манере Рована распространяться о связях с женщинами, как и спать с ними за спиной мужа. Но тем не менее дела обстояли вот так…
Рован взял ее руку, прижал к своей, ладонь к ладони, так сильно, что она почувствовала каждый ее изгиб.
— Не расстраивай себя, — сказал он. — Я не причиню ему, если это не нужно, никакого вреда.
— Да я не из-за Жиля, — начала она, затем остановилась, потому что Рован вдруг очень заинтересованно посмотрел на нее. Она отняла свою руку.
— Для тебя, может быть, странно, что я беспокоюсь о тебе, но ответственность за твою смерть будет лежать на мне. Я этого не переживу.
Его лицо потемнело. Он отвернулся и стал смотреть на огонь.
— Постараюсь тебя не расстраивать.
Но Кэтрин его слова не успокоили, это чувство было не ново. Тревога в ней поселилась с прошлой ночи. Несмотря на объяснения Рована, ее волновали, как ей казалось, неправдоподобные команды их эмоциям. Ей не нравилось, что он легко мог контролировать ее состояние, не забывая о себе. Ей не хотелось, чтобы ею просто манипулировали, и она задавала себе вопрос — было ли в его чувствах и умелых ласках нечто большее, чем обыкновенное желание?
Еще совсем недавно ее голову не волновали подобные мысли, события этой ночи так изменили ее. Она не только познала искусство любви, но и себя тоже, и думала о том, как легко может стать зависимой от близости, открывшейся с ним. Только, конечно, она никогда не скажет ему об этом.
Она ненавидела эти свои сомнения, подозрения, страхи. И вдруг с такой горечью пожалела, что не встретила Рована, когда был жив отец, и отношения между ними не развивались, как у нормальных молодых людей. С вальсами, любовными посланиями в день святого Валентина, спокойными прогулками, разговорами о том, кто что любит и кому что не нравится, желаниями и мечтами.
Как замечательно было бы месяцами узнавать друг друга, прикасаться, целоваться и медленно приближаться к любви.
Но вопрос в том — полюбили бы они друг друга, чувствовал ли он к ней хоть что-то?
И чувствует ли он к ней сейчас что-либо, кроме сострадания, жалости и привлекательности, остроты данной ситуации?
Она должна знать. Ей казалось — она разрушит его контроль, заставит забыть абсолютно все, кроме нее, тогда это будет хорошим предзнаменованием. Она попытается снова, но на этот раз менее пристойно.
Она сидела и смотрела на огонь, потом улыбнулась ему, выпрямила ногу, подняла ее и нагнулась, чтобы почесать колено. При этом она коснулась грудью щеки Рована. Он отодвинулся, чтобы ей было удобнее. Может, с точки зрения человека с хорошими манерами, это и естественно, но Кэтрин это задело. Она дотронулась до его плеча, и он вернулся в прежнее положение. Минуту спустя Кэтрин дотронулась до мочки уха Рована, притворяясь, что ей просто скучно, и почувствовала, что его это взволновало. Она продолжала ласкать его, а он улыбался, глядя на огонь, потом поймал ее руку и поднес к губам, сидел и держал ее, нежно поглаживая ладонь пальцами.
Кэтрин расстроилась. Интересно, понял ли он, что она делает? Может быть, да, понял и пытался намекнуть, что ее робкие попытки не приветствуются. От этой мысли сразу стало как-то неуютно и единственное, что ей оставалось, это продолжать. Она положила вышивание на столик, оперлась одной рукой о спинку кресла, а другой погрузилась в его темные кудри.
— Осторожнее, — лениво произнес он, — или у тебя могут появиться проблемы.
— Это угроза? — спросила она, старательно наматывая ему завиток на ухо.
— Это обещание.
— Но я как-то не очень испугалась.
Вдруг он резко потянул ее за руку, она прямо выскочила из кресла в его объятия, спиной прижавшись к его груди, а руки скрестив перед собой.
— Очень хорошо, — сказал он ей на ухо. — Я люблю в женщинах храбрость. Это делает их в любви несколько авантюрными.
Кэтрин перевела дыхание. Она попыталась вырваться из объятий, но не смогла. Напряженным голосом произнесла:
— Конечно, тебе лучше знать после всех этих иностранок.
— Всех? Ты делаешь мне честь, их всего-то было одна или две.
— Одна или две научили тебя как… сохранять себя. — Ее лицо запылало после того, как она осмелилась заговорить на эту тему.
Он засмеялся.
— Как раз и не так. Знания я получил от пожилого арабского джентльмена.
— И вы практиковались с женщиной… с женщинами.
— Какие неделикатные мысли, любовь моя, и как это вас занимает. Вас волнует моя практика, как вы изволили выразиться?
«Моя любовь», — отозвалось в ней.
Негодование и тревога захватили Кэтрин.
— Почему же? Ко мне это не имеет никакого отношения.
Крепко прижавшись к нему спиной, она слышала биение его сердца, и этот стук моментально отозвался в ней уже знакомым ощущением. Она попыталась вырваться из его объятий, но только сильнее прижалась грудью к его рукам.
