Широко открыв глаза, Кэтрин отступила назад и попала под струи воды.
— Стой, где стоишь, — сказал он и впрыгнул в фонтан, одним рывком дотянувшись до нее.
Жив, он снова почувствовал себя живым. Алкоголь тут же испарился под давлением страсти и очарования. Все его ощущения до боли обострились. Терпкий запах зелени, пряный запах земли, запах лавандового мыла — все это окружило его и слилось в голове единым мощным напряжением.
Он слышал крик ночной птицы и завывание ветра над крепостной стеной. Он видел, как пульсирует вена на шее Кэтрин, как вздымается и опускается ее грудь, как блестят в панике ее глаза. А он чувствовал только силу и жар в крови.
Он так хотел эту женщину, с такой внутренней болью, какую никогда не испытывал и ничто, ничто не может помешать ему взять ее.
Она вытянула вперед руку, как бы отталкивая его. Он остановился и долго стоял, заложив руки за спину и подставляя лицо потоку воды.
Затем он взял ее руку и поднес ее к своим губам, потом положил себе на плечо. Быстро взяв одной рукой ее за талию, а другой подхватив под колени, он в едином порыве посадил ее на колени сатира, где она недавно уже сидела.
Она не успела ни пошевелиться, ни запротестовать, как он встал на колени между ее ног и наклонил голову к нежным, пахнущим лавандой складкам, туда, где смыкались ее бедра. Ее кровь была так близко, почти на поверхности и казалось вот-вот потечет, а он сможет ее испить сквозь тонкую и прозрачную кожу.
Его сердце болело и вырывалось из груди. А потом было то, что может вызвать только блаженство. Его приводило в неистовый восторг то, как она старалась сдержать рвущиеся из горла звуки, как трепетала она под его руками и обняла его, приглашая разделить с ней экстаз.
Она словно была создана только для него одного — со своими роскошными волосами, точеной грудью и спелыми, как ягоды, сосками. Он любил ее ответные движения, восторг, который он читал у нее на лице.
Он любил ее. Вот почему он был здесь: в башне, в фонтане, в ее объятиях.
И он взял ее, снова и снова проникая в нее, чувствуя, как его плоть охватывает она вся — жгучая, теплая, бархатная. В голове эхом отдавались невысказанные слова, а невыплаканные слезы застряли в горле.
Но он не издал ни единого звука.
Он чертовски хорошо, даже превосходно, себя контролировал.
Глава 15
Кэтрин прильнула к Ровану, когда он вынес ее из фонтана и, оставляя мокрые следы на полу, понес вверх по ступенькам. Как приятно было в его объятиях! Какое очарование было в его силе, от блаженства у нее заболело сердце.
Она никогда не забудет, как он подошел к ней, обнаженный и бесстыдный, как никогда не забудет и того, что произошло потом. Теперь она никогда не будет прежней Кэтрин, да она и не хочет быть прежней.
Он не понял ее, когда ее сердце встрепенулось и потянулось к ребенку. Наверное, его нельзя винить за это, помня о том, как она противилась их сближению вначале.
Она вовсе не была неразумна, нет. Это он сам своими настойчивыми наставлениями о любви изменил ее. Совсем недавно она поразилась своим мыслям: как одинока она будет, когда он уедет, и как ей нужно оставить то, что будет его продолжением и напоминанием об их близости.
Она никогда не была против ребенка, она только протестовала выбору его отца и времени рождения в соответствии с желанием Жиля.
Теперь же она не могла ни о чем другом думать. Как она будет счастлива иметь маленькое живое существо, обнимать его, лелеять! Оно сможет заполнить пустоту в ее сердце.
Тот факт, что задуманное ею обрадует также и Жиля, не имело ничего общего с ее решением. Несомненно, он будет счастлив в своей победе и станет обожающим отцом, но это ее уже не волновало. Ребенок, а не чувства мужа — вот что теперь было самым важным.
Вдруг сердце Кэтрин словно оборвалось. Она подумала о том, что может стать с Рованом, и этот страх только удвоил желание иметь ребенка.
Если его убьют… нет, она не будет об этом думать. Осталось так мало времени. Если Рован прав, и пароход причалил, то от Жиля получено послание и приказано закладывать экипажи и ехать за гостями. Если следовать обычной программе, то Жиль завтра утром высадится на берег и отправится в Аркадию. До дома они доберутся к полудню, все начнут интересоваться ею и спрашивать, когда оже она вернется из своего предполагаемого путешествия. Потом Жиль в срочном порядке должен будет ее представить. Несомненно скоро кто-нибудь придет освободить ее и Рована. По всей вероятности это произойдет ночью. Рован опять там, внизу, отказался уронить в нее свое семя, поэтому в оставшееся время она непременно должна сломить его сопротивление.
Рован плечом открыл дверь в спальню, посадил ее в кресло перед камином, укутал полотенцем и встал на колени, чтобы разжечь огонь. Она сидела слишком вялая и апатичная и была не в состоянии развивать далее свои мысли. Она просто следила за ним глазами, как он быстро оделся, застегнул все пуговицы, взял с туалетного столика ее щетку и расческу и направился к ней. От него нельзя было оторвать глаз.
Да, нельзя не признать, что Жиль сделал правильный выбор.
Рован чуть помедлил, видя, что она улыбается. Она не могла ничего прочитать на его лице, кажется, оно было недоверчивым. Как бы она хотела знать, о чем он думает!
Он протянул руку и поднял ее с кресла, сел сам, а ее посадил между ног. Кэтрин благодарно окунулась в его тепло и только теперь поняла, что замерзла. Взяв полотенце, она стала вытирать руки. Он отложил щетку и расческу в сторону, отобрал полотенце и стал промокать им руки, плечи, двигаясь к груди. Его прикосновения были нежными и, конечно же, ее соски тут же напряглись и затвердели. Кэтрин виском ощутила движение его лицевых мускулов и поняла, что он улыбается, и, став свидетелем его тихой радости, она сама как-то потеплела и вся засветилась изнутри.
Она чуть отклонилась назад, давая ему большую свободу, но он вдруг остановился, глубоко вздохнул, выпрямил ее и стал вытирать волосы. Потом положил полотенце ей на колени, взял щетку и стал медленно расчесывать. Делал он это осторожно, а она сидела, смотрела на пол и наслаждалась нарастающим жаром внутри. Повернув голову, она смотрела, как он, взяв в руку прядь, тщательно расчесывал концы, а лицо в это время было настолько сосредоточено, что она буквально жаждала узнать — о чем он думает, что он чувствует, но не осмеливалась спросить.
Как бы ни было приятно вот так видеть, больше она не могла себе этого позволить. Необходимо что-то делать, ведь там, в фонтане ей кое-что удалось. Для храбрости нужно помнить об этом.
Ей необходимо сделать всего лишь несколько шагов, чтобы добиться своего.
Она не была подготовлена жизнью самостоятельно мыслить, а еще меньше — самостоятельно действовать. Несомненно, то, как она сопротивлялась желаниям Жиля и было началом великой перемены в ней. Но пока это еще не конец.
