– Дуэлянтов? – спросила Селестина, озадаченно глядя на нее своими темными глазами.
– Мы все знаем, что существуют мастера дуэлей, которые весьма неразборчивы в средствах и которые используют угрозы применить свое мастерство, чтобы манипулировать другими.
– Такие, как Равель Дюральд?
Аня почувствовала, как кровь горячей волной прилила к лицу. Она опустила голову, делая вид, что занята застегиванием перчатки.
– Я не имела в виду именно его, но раз уж ты упомянула это имя, то почему бы и нет?
– Нет, нет, Аня! – запротестовал Эмиль. – Ты никогда не была несправедливой!
Гаспар внимательно изучал ее взглядом, в котором смешались удивление и задумчивость.
– Интересная теория!
– Такая серьезная дискуссия, – пожаловалась Селестина с улыбкой, – почти такая же серьезная, как и эта песня. Теперь мывсе знаем, что если бы Аня была королевой в тюдоровской Англии, то проблем бы не было. С Генрихом случился бы несчастный случай во время охоты или он просто бы исчез однажды темной ночью.
При этих словах лицо Распара приобрело страдальческое выражение.
– Возможно, раньше, когда она была моложе и более непостоянна, но сейчас она слишком леди для этого.
– Вы совсем не знаете ее, если так думаете! – Селестина бросила на Аню сияющий взгляд, но улыбка на ее лице тут же растаяла, как только она увидела, что по щекам сестры разливается румянец.
Иногда Селестина бывала так же интуитивно-проницательна, как и ее мать. С огромным усилием Аня заставила себя с притворной печалью сказать:
– Я протестую, это клевета!
– Интересно… – начала Селестина задумчивым голосом, внимательно рассматривая Аню в мерцающем газовом свете.
– О, наконец-то поднимается занавес, – сказала мадам Роза, перебивая дочь и тем самым отвлекая ее. И хотя мачеха спокойно улыбалась, в то же самое время она бросила краешком глаза на Аню весьма задумчивый взгляд.
Вечер продолжался. Сцена суда была убедительной и драматичной, а Кушман просто великолепно проливала слезы и заламывала руки. Фарс «Бетси Бейкер» был довольно бессмысленным, но хорошо сыгранным пустячком. Анин интерес к нему, поначалу совсем незначительный, усиливался по мере продолжения пьесы. Одну из эпизодических ролей играла темноволосая пышнотелая актриса. Ее сценические данные совсем не впечатляли, но ее формы, едва прикрытые весьма скудным костюмом, были соблазнительны. В программе сообщалось, что актрису зовут Симона Мишель. Она была любовницей Равеля.
Аня поднесла к глазам театральный бинокль и принялась изучать актрису с более пристальным, чем обычно, интересом. Что находят мужчины в таких недалеких существах? Жадные, с небольшим умом и еще меньшей добродетелью, что они могут предложить мужчине, кроме теплого тела в его постели? Может быть, этого достаточно, и именно этого хочет большинство мужчин? Возможно, они предпочитают женщину, которой не будет больно, когда они устанут от нее, ту, что примет от них прощальный подарок, пожмет плечами и перейдет к следующему мужчине? Для них это может быть дешевле и удобнее, чем более постоянная связь. Тем не менее, она считала, что у человека, подобного Равелю, должен был бы быть более изысканный вкус.
Когда они после окончания фарса вышли из театра, то обнаружилось, что в течение всего представления шел дождь. Мокрые мостовые блестели под дождем, отражая свет газовых фонарей, вода бурным потоком стекала в сточных канавах, вымывая их дочиста. Экипажи столпились у подъезда, сталкивались друг с другом и цеплялись колесами, так как кучера пытались подъехать поближе к выходу, чтобы дамам не приходилось волочить по грязи свои шелковые, атласные или бархатные юбки. Лошади ржали и упирались. Кучера осыпали животных проклятиями и ругались друг с другом. Шустрые мальчишки шныряли в толпе, предлагая приобрести дешевые зонтики по баснословным ценам.
Аня, мадам Роза, Селестина, Муррей и Эмиль ожидали Гаспара, который прошел вперед, чтобы подозвать своего кучера с экипажем поближе. Мадам Роза пригласила молодого креола поужинать с ними, чтобы «уравнять число мужчин и женщин за столом», сказала она, мягко игнорируя отсутствие энтузиазма у Муррея по поводу данного Эмилем согласия. Эмиль выдвинул предположение, что ему следует отправиться к их дому таким же образом, каким он приехал в театр, – на омнибусе. Муррей предложил сделать то же самое, чтобы избежать тесноты в экипаже и не помять платья дам. Но мадам Роза не хотела даже слышать об этом. Снова начинался дождь, и легкая моросящая дымка в любой момент могла превратиться в потоки ливня. Омнибусы у театра были переполнены. А юбки дам, конечно же, выдержат небольшую тесноту, тем более что дамы уже возвращаются.
Разговор стал каким-то прерывистым и вращался в основном вокруг вопроса, не хотят ли леди вернуться в вестибюль, пока не подъедет экипаж, и действительно ли дешевые шелковые зонтики, которые продавали мальчишки, смогут защитить от дождя, не окрасив при этом своего покупателя.
Дождь немного утих, и в этот момент прибыл экипаж. Они со смехом долго втискивались в него, и в конце концов Аня, Гаспар и мадам Роза уселись на скамье спиной к лошадям, а Муррей, Селестина и Эмиль на противоположной скамье. Однако дорогу им преграждали два экипажа, сцепившиеся на перекрестке и препятствовавшие движению. Кучер Гаспара медленно продвигался вперед, пока не достиг боковой улицы, а затем резко свернул в нее. Вместо того чтобы медленно двигаться в очереди из экипажей, он предпочел проехать несколько кварталов по параллельной улочке в надежде, что когда имснова придется выехать на Вье Карре, пробка останется позади.
Они испытали большое облегчение, когда шум и суматоха остались позади. Они выехали из района, освещенного газовыми фонарями, и оказались на темных и тихих улицах. Дома за высокими заборами, ворота закрыты, жалюзи опущены, и лишь кое-где сквозь щели в них пробивался свет. Где-то вдалеке раздавался собачий лай, своей монотонностью напоминавший скрип ворот.
Экипаж замедлил ход и свернул в боковую улочку. Здесь дома были с потрескавшейся штукатуркой, облупившейся краской и плохо пригнанными дверями. Среди них были небольшие мясные лавки, булочные и сапожные мастерские, иногда попадались трактиры, из которых на мостовую лился свет ламп и доносились шум и запах виски. Вдоль тротуаров прогуливались мужчины, некоторые под руку с женщинами с суровыми лицами и в платьях с таким глубоким вырезом, что грудь была открыта до самых сосков.
Смотревшая в окно Селестина взяла Муррея за руку и крепко сжала. Муррей погладил ее по руке, хотя и несколько рассеянно. Гаспар, сжав губы, наклонился, чтобы постучать в переднее окошко и приказать кучеру ехать быстрее. Аня, сидевшая в углу экипажа, предусмотрительно ухватилась за ремень, предвидя, что кучер незамедлительно выполнит распоряжение.
Вдруг прямо перед ними на улицу из бокового переулка выехала старая телега, запряженная мулом. Их кучер выругался и натянул поводья, остановив лошадей так близко к телеге, что старый мул и коренник столкнулись.
