Они нашли соду на открытой полке у стены. Джонни размешал ложку соды в воде и выпил, а потом стоял с рукой на животе, ожидая, пока самое лучшее средство от расстройства желудка начнет действовать. Летти зачерпнула из ведра, стоявшего на скамье, стакан воды для себя, потом взяла еще один стакан и подала его Джонни. Черный дымок и запахи от лампы были неприятны в спертом воздухе, она шагнула к выходу и открыла дверь. Облокотившись на косяк, Летти вдыхала свежий ночной воздух и пила воду, вглядываясь в темноту. Через некоторое время она повернулась к Джонни.
— Вы знаете, кто Шип, не правда ли?
Вода выплеснулась через край стакана, который он подносил ко рту, на рубашку и жилет.
— Помилуй Бог, леди, посмотрите, что я из-за вас наделал!
— Значит, знаете?
Смахивая воду с одежды с комичным смятением, он и не смотрел на нее.
— Что заставляет вас так думать?
— Вы смотрели на него сегодня так, как будто встретили привидение.
— Ну и что же я должен был делать? Не обращать внимания, что прямо на глазах у меня убили человека?
— О, не надо, вы сталкивались с людьми на поле битвы и, может быть, сами убили немало. В этом не было для вас ничего необычного. Это человек, загримированный под священника, так озадачил вас.
— Вы неправы.
— Вы думаете? Вполне очевидно, что Шип — в прошлом солдат армии южан. Человек его силы, стойкости и недюжинных способностей наверняка оказался бы в гуще сражений. Еще понятно, что он должен быть примерно одного возраста с вами, Рэнни, Мартином Иденом. Если он наделал такую суматоху сейчас, то и до войны он должен был быть хорошо известен в этих местах. Как же вы можете его не знать?
— Очень просто. Он может быть кем угодно и откуда угодно. Каким-то случайным путешественником, направляющимся в Техас, северянином, симпатизирующим южанам, дезертиром из федеральной армии, увиливающим от призыва джейхокером, — кем угодно.
— Если это было так, вы бы не узнали его и это не выбило бы вас из колеи.
— Вы не понимаете.
— Разве?
Джонни пристально посмотрел на нее, потом допил воду и отставил стакан.
— Это не Шип, это маленькая девочка. Я все время думаю о ней. Она была такая крохотная и милая, такого же возраста, как моя маленькая сестра, которая умерла несколько лет тому назад, перед войной. Если бы священник… Шип… кто бы это ни был… не появился вовремя, что стало с ней? Ее родители были бы убиты. Эти два подонка схватили бы ее… Я не могу об этом думать, но и не думать не могу.
В его голосе была боль, а в глазах страх. Летти не могла ставить под сомнение правдивость его слов, но объясняли ли они в полной мере то, что она видела? Она не знала, но и не могла больше спрашивать его, когда он так страдал. Забота о других была свойственна не только южанам.
Причина, по которой Летти требовалось знать, кто такой Шип, оставалась прежней, но к ней добавилось еще кое-что. Ей было необходимо что-то, чтобы соединить в своем разуме человека, хладнокровно убившего ее брата, и того Шипа, который любил ее в кукурузном сарае, спас от джейхокеров и возник в образе священника-мстителя, который предотвратил смерть путников. Как же может быть человек вором и убийцей, борцом за справедливость и защитником попавших в беду в одно и то же время? Это бессмысленно. И все же она не могла подумать, что собранные ее братом факты не верны. Казалось даже, что это два разных человека мчались на конях в ночи.
Ангел и дьявол.
Однако объяснение было слишком простым. Должен существовать другой человек. Возможно, Шип хотел все запутать благородными поступками. Возможно, у него есть склонность к рыцарским подвигам или же, как Джонни, он испытывает нежность к маленьким девочкам, а также и к большим, таким, как она. Или, может быть, он возмущен посягательством джейхокеров на эти земли и стремится дать им отпор или уничтожить их. Каковы бы ни были его мотивы, она их выяснит. Она должна это сделать. Раскрыть, кто же на самом деле Шип, решила она после долгих часов глубокого раздумья, — это лучший способ выявить и остановить этого человека. А еще это лучший способ вновь обрести самообладание.
Шло лето, хотя дни сводящей с ума жары тянулись очень медленно. Полковник и его люди были частыми гостями. Они сидели на веранде, обмахиваясь форменными шляпами, и бились об заклад, кто из них настолько быстр, чтобы поймать двух из жужжавших вокруг мух на счет двадцать. Тетушка Эм устраивала царский прием. Ее скипетром была мухобойка с ручкой в четыре фута. Ею тетушка колотила докучливых насекомых и любого, кто становился слишком дерзким. Мухи были неизбежны, их привлекал лимонад. Доставка компонентов для приготовления освежающего напитка очень скоро стала традицией воинов федеральной армии.
Салли Энн все еще жила в Сплендоре. Несколько раз она порывалась вернуться в отцовский дом, но поднималась такая буря протестов, что она всякий раз отказывалась от этой мысли. Протестующий голос сына был одним из самых громких. Питеру нравились уроки вместе с Лайонелом и Рэнни. Тетушка Эм запретила племяннице уезжать на том основании, что ее старую тетю тут могут затанцевать до смерти этими импровизированными кадрилями. Летти умоляла ее остаться из-за того, что она не сможет одна вытягивать все партии для сопрано во время их певческих вечеров и развлекать всех остающихся и томящихся без любви ухажеров. Томас Уорд заявил, что без ее улыбки он станет сам не свой, а его офицеры клялись один горячее другого и разными вещами, от звезд до могильных плит, что они умрут от сердечных приступов, если она увезет свое белокурое очарование. Рэнни не приводил никаких доводов. Он просто сказал «не уезжай», и Салли Энн осталась.
Благодаря ли теплой погоде, легкости душевного состояния под влиянием приятной компании или по каким-то другим причинам, но строгость траура Салли Энн пошла на убыль. Сначала на полях ее темной соломенной шляпки появились шелковые цветы. Потом украшение из волос ее мужа, уложенных в форме сердца, сменил золотой медальон на голубой шелковой ленточке. Со своими черными юбками она стала носить белую льняную кофточку, которую ей подарила тетушка Эм, а на талии появился пояс из голубого шелка, добавив ее наряду цвета. И наконец, настал день, когда молодая вдова попросила тетушку Эм съездить с ней в город и помочь выбрать материал на летнее платье.
Тетушка Эм настояла, чтобы Летти поехала с ними. Вдвоем они убедили Салли Энн купить не только отрез полутраурного бледно-лилового батиста, но еще и полосатую хлопчатобумажную ткань, расшитую маленькими букетами фиалок. Последний отрез был подарком тетушки Эм, или, как она сказала, подарком ее кур, несущих золотые яйца.
Перебирая руками легкую, воздушную материю, Летти, как никогда, почувствовала всю тяжесть своей одежды. В порыве энтузиазма она купила и себе отрез такого же легкого материала, только расшитого розами, отрез вуали цвета, называемого французской ванилью, украшенной английской вышивкой в виде морских гребешков, и белую тафту на подкладку, а еще отрез ситца с очаровательными полосками цвета коралла и морской волны.
