В тот день в нескольких милях от дома Кахиллов был замечен
какой-то подозрительный человек. Пытаясь убедить себя, что выполняет свои
прямые обязанности, Тед подъехал к дому, который стоял на таком высоком и
крутом холме, что ни один грабитель, будучи в здравом уме, на него бы не полез.
В одном из окон горел свет, и Тед, выбравшись из машины, пошел к дому…
медленно, неуверенно, как будто его ноги понимали то, что мозг продолжал упорно
отрицать — его приезд сюда, может иметь далеко идущие и, возможно, непоправимые
последствия.
Протянув руку к звонку, Тед вдруг резко отдернул ее. Это же
настоящее безумие, продолжал убеждать он себя, разворачиваясь, чтобы уходить.
Но внезапно парадная дверь распахнулась настежь, и на пороге показалась Кэтрин.
Даже в простых белых шортах и розовой маечке она была настолько хороша, что Тед
почувствовал легкое головокружение. Но сегодня Кэтрин была совсем другой —
серьезной и сосредоточенной. Когда она заговорила, в ее голосе не было и намека
на прежние кокетливые интонации:
— Что вам угодно, господин полицейский? Озадаченный и сбитый
с толку этой новой, внезапно повзрослевшей Кэтрин, Тед почувствовал себя полным
идиотом.
— Неподалеку отсюда было совершено ограбление, — лицемерно
начал он, — и я просто заехал проверить…
Тед увидел, что дверь вот-вот захлопнется перед его носом,
и, к своему великому изумлению, услышал собственный голос, который говорил:
— Кэтрин! Пожалуйста…
Когда дверь снова открылась, Тед увидел, что выражение ее
лица немного смягчилось.
— Так что тебе все-таки нужно? — повторила она, немного
склонив голову набок и пристально глядя ему в глаза.
— Господи! Я не знаю…
— Знаешь. Более того, — насмешливо продолжала Кэтрин, — я
никогда бы не подумала, что сын преподобного Мэтисона способен настолько
неуклюже лгать насчет своих истинных чувств, ругаться и поминать имя Господа
всуе.
— Так, значит, вот в чем дело? — вспылил Тед и, как
утопающий, хватающийся за соломинку, предпринял последнюю отчаянную попытку
избежать неизбежного. — Значит, тебе просто захотелось переспать с сыном
священника? Чтобы узнать, каков он в постели?
— А разве кто-то говорил о постели, господин полицейский?
— Теперь я понял, — насмешливо продолжал Тед, ухватившись за
ее последние слова. — Ты помешалась на полицейских. Насмотрелась фильмов с
Брюсом Уиллисом и решила проверить, правда ли то, что в постели…
— Опять постель? Неужели это единственное, о чем ты способен
думать?
Окончательно запутавшись и злясь на самого себя, Тед засунул
руки в карманы и свирепо спросил:
— Если ты думаешь не о сексе, то, может быть, поделишься со
мной, о чем же, черт побери? Тогда мы могли бы подумать вместе.
Кэтрин шагнула ему навстречу, и Тед, схватив ее за руки,
жадно привлек к себе. Несомненно, она владела собой гораздо лучше, чем он. И
когда она заговорила, голос звучал ровно и спокойно:
— Я думала о браке. И, пожалуйста, не нужно ругаться.
— О браке?! — взорвался Тед.
— Кажется, тебя это шокирует, дорогой?
— Ты сошла с ума.
— Да, из-за тебя, — охотно согласилась она и, встав на
цыпочки, обвила его шею. Тед почувствовал, что полностью теряет контроль над
собой. — У тебя есть возможность извиниться за ту боль, которую ты причинил
мне, целуя в последний раз, — продолжал нежный голос. — Тогда мне это совсем не
понравилось.
Окончательно переставая отдавать себе отчет в собственных
действиях, Тед коснулся ее мягких, податливых губ. Кэтрин застонала, и все
окружающее просто перестало существовать. Его руки жадно гладили нежное,
послушное каждому прикосновению тело, которое, казалось, было специально
создано для него. Прошла целая вечность, прежде чем он наконец смог оторваться
от ее губ и заговорить, но голос был хриплым от желания, а руки ни за что не
хотели разжать объятия.
— Мы оба сошли с ума.
— Друг из-за друга, — снова согласилась она и добавила:
— Мне кажется, что сентябрь — идеальное время для свадеб, а
тебе?
— Нет.
Кэтрин запрокинула голову и пристально посмотрела ему в
глаза.
— Мне кажется, что август гораздо лучше, — услышал Тед
собственный голос.
— Мы могли бы пожениться и в августе, сразу после моего
двадцатилетия, но будет слишком жарко.
— Эта жара — ничто по сравнению с тем, что испытываю сейчас
я.
Кэтрин попыталась строго посмотреть на него, но вместо этого
рассмеялась и с притворным возмущением сказала:
— Мне, право, странно слышать такие слова от сына
священника.
— Я самый обычный человек, Кэтрин, — возразил Тед, хотя
совсем не желал, чтобы она так думала. Ему хотелось быть для нее единственным,
исключительным — сильным, нежным, ласковым и мудрым. И тем не менее он понимал,
что ей понадобится время для того, чтобы до конца понять, что он из себя представляет
на самом деле. — И пожениться в сентябре было бы тоже совсем неплохо.
— Хотя и не так уж и хорошо, если подумать, — возразила она
и насмешливо добавила:
— Я хочу сказать, что раз твой отец — священник, то он
наверняка настоит на том, чтобы мы не делали этого до свадьбы.
— Чего? — невинно поинтересовался Тед, делая вид, что ничего
не понимает.
— Не занимались любовью.
— Но ведь я-то не священник.
— Тогда люби меня прямо сейчас.
— Не так быстро! — Несмотря на всю неординарность ситуации
(учитывая, что час назад он и не помышлял ни о какой свадьбе), Тед понимал, что
им совершенно необходимо оговорить кое-какие очень важные вещи.. — Учти, что я
не собираюсь брать ни цента из денег твоего отца. Если ты выйдешь за меня
замуж, то станешь женой простого полицейского. По крайней мере до тех пор, пока
я не получу ученую степень по юриспруденции.
— Я согласна.
— Кроме того, твои родители отнюдь не будут в восторге от
нашего брака.
— Я уговорю их, вот увидишь. И это были не пустые слова.
Вскоре Тед имел возможность убедиться, что в том, что касалось умения
«уговаривать», Кэтрин не было равных. Все, включая и ее родителей, рано или
поздно уступали мощному волевому натиску. Все, кроме Теда. За первые шесть
месяцев брака он так и не смог, да и не захотел приспособиться к жизни в доме,
который никогда не убирался, и к питанию, состоящему исключительно из
консервов. Но главная сложность заключалась в том, что он упорно отказывался
идти на поводу изменчивого настроения своей жены и потакать ее сумасбродным
прихотям.
