Глядя на нее сейчас, Мэтт как никогда ясно понимал свою давнюю
одержимость ею. Мередит Бенкрофт была квинтэссенцией женщины — изменчивая и
непредсказуемая, высокомерная и милая, остроумная и серьезная, надежная и
легкомысленная, невыносимо приличная и чинная… бессознательно чувственная и
манящая.
И он спросил себя: какой смысл продолжать эту дурацкую
войну? Если он заключит с ней мир, каждый без сожалений пойдет своей дорогой.
Прошлое нужно было похоронить много лет назад, и теперь настала пора сделать
это. Мэтт отомстил, и месть обойдется Мередит в десять миллионов, потому что он
в жизни не поверит, будто она не сможет найти такие деньги. Он уже колебался,
когда вспомнил, как она принесла ему поднос сегодня утром, и едва снова не
засмеялся вслух. В тот момент, когда выражение его лица изменилось, Мередит
поняла, что Мэтт готов капитулировать, — плечи ее чуть расслабились, а глаза
зажглись надеждой. Слишком уж хорошо она научилась читать его мысли! Именно это
заставило Мэтта продолжить ее мучения. Скрестив руки на груди, он объявил:
— Я не принимаю решений, лежа в постели.
Но Мередит не поддалась на удочку.
— Как по-твоему, завтрак может смягчить твою решимость? —
осведомилась она с дразнящей улыбкой.
— Сомневаюсь, — ответил он, но улыбка оказалась такой
заразительной, что Мэтт против воли ухмыльнулся.
— Я тоже, — пошутила она и протянула руку:
— Мир?
Мэтт кивнул и почти коснулся ее пальцев, но тут Мередит
поспешно отняла руку и улыбнулась еще шире:
— Прежде чем ты согласишься, должна предупредить тебя кое о
чем.
— О чем именно?
— Я подумываю судиться с тобой из-за хаустонского участка, —
полушутя объяснила она. — И не хотела бы, чтобы все мои предыдущие замечания
заставили тебя поверить, будто я добровольно примирюсь с потерей. То есть если
суд не сможет заставить тебя продать землю по твердой рыночной цене, я не стану
испытывать к тебе никаких претензий и смиренно приму поражение. Надеюсь, ты
понимаешь, что не стоит путать личные отношения с бизнесом.
Глаза Мэтта сверкнули едва сдерживаемым смехом.
— Остается только восхититься твоей откровенностью и
упорством, — почти искренне ответил он. — Однако предлагаю тебе подумать,
прежде чем тащить меня в суд. Ты потратишь целое состояние на судебные издержки
и все-таки проиграешь.
Мередит понимала, что он скорее всего прав, и потеря участка
значила для нее не так много, как сознание того, что она сейчас выиграла
гораздо больше, чем простой иск: каким-то образом она смогла вернуть радость
жизни этому разочарованному гордому человеку, заставила его забыть о гневе и
принять предложение мира. Полная решимости закрепить этот мир и насколько
возможно разрядить атмосферу, Мередит шутливо призналась:
— Собственно, я подумывала вчинить тебе иск за ограничение
свободы торговли или что-то в этом роде. Каковы мои шансы в этом случае?
Мэтт сделал вид, что размышляет, и наконец покачал головой:
— Нет, это тоже не пройдет. Однако, если ты твердо намерена
судиться, я бы на твоем месте выдвинул обвинение в преступном сговоре с целью
обмана третьей стороны.
— А могла бы я выиграть процесс? — заинтересованно
осведомилась она.
— Нет, но заседание получилось бы намного интереснее.
— Я подумаю, — пообещала она с деланной торжественностью.
— Очень советую.
Мэтт беззастенчиво ухмыльнулся Мередит улыбнулась в ответ. И
в это долгое мгновение тепла и понимания барьер гнева и скорби, возведенный
между ними одиннадцать лет назад, начал с неудержимой силой рушиться, пока не
рассыпался окончательно Мередит медленно, нерешительно подняла руку и протянула
Мэтту в знак дружбы и доверия. Потрясенная происходящим, она молча наблюдала,
как рука Мэтта тянется к ней: длинные пальцы скользят по ее пальцам, его
ладонь, большая, теплая, касается ее ладони и крепко сжимает. Надежное, твердое
пожатие — Спасибо, — прошептала она, поднимая глаза — Пожалуйста, — спокойно
ответил он, задержав ее руку еще на секунду и тут же отпустив Прощание с
прошлым. Оно ушло навек.
Словно два незнакомых человека, неожиданно разделивших
что-то куда более трогательное и значительное, чем ожидали или намеревались,
сделали вид, что ничего особенного не произошло. Мэтт откинулся на подушки, а
Мередит поспешно подошла к забытому подносу. Краем глаза Мэтт наблюдал, как она
брезгливо, кончиками пальцев взяла клизму и положила ее на пол, подальше от
глаз. Вернувшись к постели, она поставила поднос на ночной столик и, вновь
обретая спокойствие, объявила:
— Не знаю, как ты чувствуешь себя сегодня утром, и не думаю,
что ты слишком голоден, но все-таки принесла тебе завтрак.
— Все выглядит ужасно вкусно, — кивнул Мэтт, обозревая
стоявшие на подносе предметы. — Касторка — мое любимое блюдо, конечно, в
качестве закуски. Наверное, эта вонючая мазь в синей банке — основное блюдо?
Мередит разразилась смехом.
— Я просто хотела тебя разыграть, потому и принесла
касторку, — объяснила она.
Теперь, когда изнуряющая битва подошла к концу, Мэтт ощущал,
как его глаза сами собой закрываются. Дремотные волны накатывали на него, а
веки потяжелели, словно булыжники. Он чувствовал себя не столько больным,
сколько смертельно усталым. Очевидно, отчасти виной этому были проклятые
таблетки.
— Очень благодарен тебе, но я не голоден, — вздохнул он.
— Я так и думала, — кивнула она, изучая его лицо со
странно-нежным выражением, смягчившим ее бирюзовые глаза в это утро. — Но тебе
все равно нужно есть.
— Зачем? — суховато осведомился он и вдруг, хотя и
запоздало, сообразил, что Мередит действительно принесла ему завтрак в постель…
та самая Мередит, которая не умела включить плитку одиннадцать лет назад и не
хотела даже попробовать научиться.
Тронутый такой заботой, он вынудил себя приподняться, полный
решимости съесть все, что она приготовила. Мередит села рядом.
— Нужно поддерживать силы, — наставительно объявила она и,
подняв с подноса стакан с белой жидкостью, протянула его Мэтту.
Тот настороженно повертел его в руках:
— Что это?
— Я нашла в шкафу банку со сгущенным молоком, подогрела его
и разбавила.
Мэтт сделал гримасу, но покорно поднес стакан к губам и
сделал глоток.
— С маслом, — добавила Мередит, когда он подавился.
Мэтт прислонился головой к подушке и закрыл глаза.
