Раздраженный постоянно возникающими в воображении
чувственными картинами, Мэтт пытался сказать себе, что это, должно быть,
естественная реакция мужчины при виде женщины с неотразимой способностью
выглядеть одновременно невинной и соблазнительной в простом свитере и слаксах.
И Мэтт, неожиданно сообразив, что молча уставился на Мередит, попытался связать
прерванную нить разговора.
— Я всегда удивлялся, от кого ты унаследовала это
очаровательное лицо — уж как Бог свят, наверняка не от своего папочки!
Выведенная из равновесия неожиданным комплиментом и
необычайно обрадованная тем, что Мэтт находит ее очаровательной даже сейчас,
когда она приблизилась к порогу тридцатилетия, Мередит благодарно улыбнулась и
слегка пожала плечами, поскольку совершенно не представляла, что ответить.
— Но как случилось, что я до сих пор ничего не знал о твоей
матери?
— У нас просто не было возможности поговорить по душам.
«Потому что мы почти все время проводили в постели», —
подсказал ехидный демон, вновь возвращая картины тех жарких бесконечных ночей,
когда он держал Мередит в объятиях, сливаясь с ней, стремясь удовлетворить
жгучую потребность дать наслаждение и стать с ней единым целым.
Мередит обнаружила, как удивительно приятно открывать душу
Мэтту, и поэтому решила поведать еще кое-что.
— Ты когда-нибудь слышал о «Сиборд консолидейтид индастриз»?
Мэтт, порывшись в памяти, очевидно, припомнил название.
— Это, кажется…на юго-западе, если не ошибаюсь, во Флориде.
Холдинговая фирма, владевшая сначала парой больших химических компаний, а позже
вложившая капиталы в горнорудное дело, авиацию, производство деталей
компьютеров и сеть аптек.
— Супермаркетов, — поправила Мередит с той, легкой,
беспечной улыбкой, которая неизменно возбуждала в нем жажду стиснуть ее в
объятиях и сцеловывать эту усмешку с ее губ, пока они не набухнут от желания.
— «Сиборд» основана моим дедом.
— А теперь принадлежит тебе? — удивился Мэтт, вспомнив, что
фирму, кажется, возглавляет женщина.
— Нет, второй жене деда и ее сыновьям. За семь лет до смерти
дед женился на своей секретарше и усыновил ее детей, а когда умер, оставил им
«Сиборд».
Открытие явно произвело большое впечатление на Мэтта:
— Должно быть, она настоящий талант, во всяком случае,
смогла сделать «Сиборд» большим и весьма прибыльным конгломератом.
Неприязнь Мередит к этой женщине заставила ее отвергнуть
незаслуженные, по ее мнению, похвалы, но при этом она выдала больше, чем
намеревалась:
— Шарлотта расширила сферу влияния компании, но она и до
того была достаточно велика. Фактически «Сиборд» владела всем, что удалось
приобрести нашей семье на протяжении поколений, а «Бенкрофт энд ком-пани» составляла
менее четверти нашего состояния. Поэтому, как видишь, Шарлотта не создавала
«Сиборд» из ничего.
По изумленному лицу Мэтта Мередит заметила, что он понял,
как несправедливо разделено наследство деда. В любое другое время она не
открыла бы постороннему мужчине так много, но в сегодняшнем вечере
чувствовалось нечто необычайное. Как хорошо после всех этих лет сидеть напротив
Мэтта и тихо, по-дружески беседовать, ощущать тепло от сознания того, что они
наконец сумели сломать разделяющую их стену и протянуть мостик взаимопонимания.
Как приятно сознавать его неподдельный интерес ко всему, что она говорит!
Все это вместе с уютным потрескиванием пламени в камине,
медленно, словно в театре, падавшими за окном крупными снежинками создавало
атмосферу, располагающую к откровенности. И поскольку Мэтт тактично воздержался
от дальнейших неделикатных расспросов, Мередит охотно объяснила:
— Шарлотта и мой отец ненавидят друг друга, и когда мой дед
женился на ней, между ним и Филипом произошел разрыв, и до самой смерти деда
они по-настоящему и не помирились. Позже, возможно, в отместку за то, что отец
не пришел к нему первым, дед официально усыновил сыновей Шарлотты. Мы не знали
об этом, пока завещание не было вскрыто. Дед разделил недвижимость на четыре
равные доли, оставил одну отцу, а остальное перешло Шарлотте и ее детям, причем
она, естественно, контролирует их доли наследства.
— Я действительно различаю в твоем голосе нотки цинизма
каждый раз, когда ты упоминаешь об этой женщине?
— Возможно.
— Потому что она захватила три четверти наследства твоего
деда вместо половины, что было бы более справедливо? — допытывался Мэтт.
Мередит взглянула на часы, сообразив, что пора подумать
насчет ужина, и поспешно договорила:
— Нет, я не выношу ее вовсе не из-за этого. Шарлотта самая
бездушная и холодная женщина из тех, кого я знаю, и думаю, она намеренно
разжигала вражду между дедом и отцом. Правда, особых усилий с ее стороны не
потребовалось. Оба они — и дед и отец были упрямы и вспыльчивы и слишком похожи
друг на друга, чтобы жить в мире и согласии. Однажды они поссорились из-за
того, как отец управляет универмагом, и дед кричал на отца, что тот сделал в
жизни единственную умную вещь — женился на моей матери, да и то умудрился все
изгадить так же, как теперь завалил все сколько-нибудь важные дела в магазине.
И, с извиняющейся улыбкой взглянув на часы, поднялась.
— Становится поздно, и ты, должно быть, хочешь есть. Я
сейчас приготовлю что-нибудь на ужин.
Мэтт понял, что ужасно проголодался, и тоже встал.
— А твой отец действительно так уж плохо управлял магазином?
— спросил он, пока они шли к кухне. Мередит, рассмеявшись, покачала головой.
— Нет, конечно, нет. У моего деда была слабость к красивым
женщинам. Он был без ума от матери и просто взбесился, когда отец с ней
развелся. Собственно говоря, именно он и передал ей пакет акций «Бенкрофт».
Сказал, что поделом моему отцу, пусть знает, что каждый раз, когда магазин
получает один доллар прибыли, ей достается доля дивидендов.
— Да, ничего не скажешь, изобретательный парень! —
саркастически бросил Мэтт.
Но мысли Мередит уже целиком были заняты предстоящим ужином,
и она открыла буфет, пытаясь решить, что можно есть Мэтту. Тот подошел к
холодильнику и вынул бифштексы:
— Как насчет этого?
— Но не слишком ли это тяжелая пища для тебя?
— Ничуть. Я уже несколько дней не ужинал по-человечески.
Несмотря на голод, Мэтту почему-то совсем не хотелось
прекращать разговор, возможно, потому, что они ни разу не беседовали так
дружески откровенно, и впечатление было совершенно новым, столь же необычным,
как видеть Мередит в роли внимательной, заботливой жены, ухаживающей за больным
мужем. Разворачивая мясо, он наблюдал, как она обвязывает тонкую талию
полотенцем вместо передника, и в надежде побудить ее к дальнейшим откровениям
шутливо осведомился:
