— У меня осталось только пять сотен. Не откроешь ли кредит?
— Ни за что. Я выиграл. Отдавай все.
— У некоторых жадных хозяев трущоб совсем нет сердца! —
прошипела она, почти швыряя деньги в протянутую руку, и попыталась угрожающе
нахмуриться, но кончила тем, что улыбнулась:
— Следовало бы знать, когда мы в последний раз играли в эту
игру и ты скупил все подряд и отобрал у нас последние деньги, что рано или
поздно ты станешь известным магнатом.
Но вместо того чтобы улыбнуться в ответ, Мэтт взглянул на
нее и спокойно спросил:
— А если бы ты знала, это имело бы какое-то значение?
Сердце Мередит, казалось, перестало биться: слишком
неожиданно-мучительным оказался этот прямой вопрос. Отчаянно пытаясь найти
подходящий случаю легкомысленный ответ и вернуть прежнее настроение, она
окинула его комическим взглядом несправедливо оскорбленной жертвы и начала
укладывать доску в коробку. — — С вашей стороны очень мило намекнуть на то, что
в далекой юности я была завистливой и корыстной, мистер Фаррел. Ты и так
достаточно унизил меня, выиграв все мои денежки!
— Ты прав, — подражая ее беззаботному тону, ответил Мэтт,
потрясенный вырвавшимся у него вопросом и взбешенный на себя за то, что
неожиданно начал интересоваться, по каким причинам она так долго оставалась
замужем за ним. Поднявшись, он начал разбрасывать уголья, чтобы ночью они не
вспыхнули и не наделали пожара, а когда поднялся с колен, уже успел полностью
овладеть собой.
— Кстати о деньгах, — заметил он, пока она водворяла коробку
обратно на полку, — если ты собираешься снова выступить гарантом долга
компании, по крайней мере не мешало бы настоять, чтобы банк твоего жениха
согласился освободить тебя от гарантии через два-три года. Это достаточно
долгий срок, чтобы убедиться в платежеспособности клиента.
Обрадованная сменой темы, Мередит обернулась:
— А банки имеют право делать это?
— Спроси своего жениха.
Мэтт расслышал сарказм в собственном голосе и мгновенно
возненавидел себя за неуместную глупую ревность, но тут же, не успев
опомниться, выпалил:
— И если он не согласится, найди другого банкира. Мередит
поняла, что оказалась на зыбкой почве, но не могла сообразить, как там
очутилась.
— «Рейнолдс Меркентайл», — терпеливо объяснила она, —
оставался банком Бенкрофтов почти целое столетие. Уверена, знай ты состояние
наших финансов, сам согласился бы, что Паркер более чем сговорчив.
Совершенно нелогично раздраженный настойчивой защитой
Паркера, Мэтт намеренно холодно сказал то, что хотел сказать весь вечер:
— Это он подарил тебе кольцо, которое ты носишь на левой
руке?
Мередит настороженно кивнула.
— У него паршивый вкус. Чертовски уродливая штука.
Он объявил это с таким великолепным презрением и, честно
говоря, был настолько прав относительно кольца, что Мередит едва сдержала
рвущийся наружу смех. Мэтт стоял неподвижно, вызывающе подняв брови, словно
подначивая ее возразить, и Мередит закусила губу, пытаясь не хихикнуть.
— Это фамильная драгоценность.
— Настоящая дешевка.
— Но фамильная ценность это…
— Это любой предмет, — перебил он, — дорогой нам по
воспоминаниям, слишком уродливый, чтобы попытаться продать его, и слишком
ценный, чтобы выбросить.
Но вместо того чтобы разозлиться, как ожидал Мэтт, Мередит
разразилась смехом, бессильно прислонившись к стене.
— Ты прав, — едва выдавила она.
Мэтт, не сводя с нее взгляда, пытался внушить себе, что она
ничего для него не значит. Напрасно. Лишь сверхъестественным усилием воли
удалось ему отвести глаза и посмотреть на стоявшие на камине часы:
— Уже начало двенадцатого. Пожалуй, пора спать.
Неприятно удивленная резким тоном, Мередит быстро выключила
бра над диваном.
— Прости. Мне не следовало задерживать тебя так надолго.
Совсем забыла о времени.
И словно карета Золушки, превратившаяся в тыкву с последним
ударом часов, веселое, дружелюбное настроение, царившее в комнате весь вечер,
неожиданно исчезло. Они молча направились наверх. Мередит почувствовала
неладное, но не могла понять, что произошло. Мэтт тоже ощущал это, но в отличие
от Мередит точно знал причину. С холодной вежливостью проводив ее до двери
спальни Джули, он пожелал спокойной ночи.
Глава 37
Стрелки часов показывали полночь, но Мэтт по-прежнему не
спал, лежа с закрытыми глазами. Мозг неотступно изводила лишь одна мысль —
Мередит рядом, совсем близко, спит в комнате чуть дальше по коридору.
В половине первого Мэтт перевернулся на спину и в полном отчаянии
вытряхнул из пузырька одну из таблеток, обладающую снотворным действием. В час
пятнадцать он снова сорвал колпачок с флакончика и принял еще одну таблетку.
Лекарство в конце концов погрузило его в сон, тревожный,
тяжелый, наполненный грезами о ней… О, эти бесконечные жаркие фантазии, в
которых Мередит лежала в его объятиях, обнаженная, задыхавшаяся от страсти,
осыпавшая Мэтта ласками, заставлявшими его стонать от невыносимого наслаждения.
Он брал ее снова и снова, пока не испугал ненасытной жаждой обладания…
— Мэтт, прекрати, мне страшно! Он врезался в нее все с
большей силой, хотя Мередит умоляла его остановиться.
— Мэтт, пожалуйста, хватит! Почему она угрожает позвать
доктора?
— Если ты немедленно не проснешься, я вызову доктора!
Он не хотел доктора, он хотел Мередит. И пытался снова лечь
на нее, вдавить в матрац, но она удерживала его и положила руку на лоб… И
предлагала кофе…
— Пожалуйста, проснись! Я принесла тебе кофе!
— Кофе?
Она нежно погладила его по щеке и прошептала в самое ухо:
— Черт возьми, да проснись же! Ты улыбаешься во сне!
Именно проклятие привело Мэтта в себя. Мередит никогда не
ругалась, значит, тут что-то неладно. Что-то неладно…
Мэтт вынудил себя открыть глаза и взглянуть в ее
ослепительно прекрасное лицо, пытаясь сообразить, где находится. Мередит с
встревоженным видом наклонилась над ним, сжимая его плечи.
— Что случилось? — пробормотал он. Мередит разжала руки»и со
вздохом облегчения почти рухнула на постель.
— Ты метался и так громко кричал, что в моей комнате было
слышно. Я прибежала сюда и попыталась разбудить тебя, но ты не просыпался. Я
ужасно перепугалась, но лоб у тебя оказался холодным. Вот я принесла тебе кофе,
выпей.
