— И последнего уик-энда, — без обиняков напомнил он.
Мередит вспыхнула от стыда, но решила не сдаваться:
— Это… это был просто секс, ничего больше!
— Неужели?
— Тебе лучше знать! — выпалила она, вспомнив кое-что, о чем
успела забыть:
— Если половина всего, что я читала о тебе, — правда, ты
держишь первое место в мире по дешевым интрижкам и бессмысленным оргиям!
Господи, как ты только мог спать с этой розововолосой рок-звездой?!
— Марианной Тайбелл?
— Вот именно! И посмей только отрицать! Описание заняло всю
первую страницу «Нэшнл Тэттлер».
Мэтт проглотил взрыв смеха, наблюдая, как она медленно
вышагивает по комнате. Господи, как он любил эту женщину! Любил каждое
грациозное движение, манеру резко цедить слова в гневе, жаркое дыхание и
беспомощно откинутую голову, когда она лежала в его объятиях. Как она
стискивала его плечи, словно моля подарить наслаждение и боясь, что он не
пожелает сделать этого! Вероятно, ее любовники не всегда были способны на такое…
Она была великолепной, страстной женщиной, и Мэтту следовало
бы помнить об этом, а не надеяться, что она не, успела перебывать в постели с
дюжиной мужчин. Оставалось мечтать о том, что все они были скучными, неумелыми
эгоистами. Возможно, и тем, и другим, и третьим сразу. И к тому же импотентами.
— Ну?! — вновь вскинулась Мередит. — Как ты мог спать с
этой… этой женщиной?
— Я был приглашен на вечеринку в ее дом. И никогда не спал с
ней.
— И я должна верить в это?
— Очевидно, нет.
— Это не важно, — выдохнула Мередит, мысленно ругая себя за
дурацкую несдержанность. — , Мэтт, пожалуйста, — попросила она в последний раз,
пытаясь заставить его забыть о безумном плане, — я люблю другого.
— Но забыла об этом в воскресенье, когда мы с тобой были в
постели…
— Перестань говорить об этом! Я люблю Паркера Рейнолдса,
клянусь! И любила его едва ли не с самого детства! Задолго до того, как
появился ты!
Мэтт хотел было отмахнуться от этой тирады, словно от
чего-то совершенно невероятного, но тут Мередит добавила:
— Только он обручился с другой девушкой, и я перестала
надеяться.
Слова Мередит ранили слишком глубоко, и Мэтт, вскочив с
кресла, резко бросил:
— Ты слышала мое предложение, Мередит, принять его или не
принять — дело твое.
Мередит удивленно уставилась на него, сознавая, что Мэтт
внезапно снова стал равнодушным и отчужденным. Он не шутит, не притворяется —
спор закончен. Стюарт, тоже поняв это, уже шагнул к офису Мэтта, натягивая на
ходу пальто, но остановился в дверях, поджидая Мередит. Подчеркнуто
повернувшись к Мэтту спиной, Мередит подошла к столу за сумочкой, испытывая
мстительное удовольствие при мысли о том, что позволяет ему считать, будто
отвергает его предложение. На самом же деле она была охвачена паническим
ужасом. Стараясь не выдавать, как испугана, Мередит взяла со стола сумочку,
чувствуя, как взгляд Мэтта сверлит спину, и с деланным спокойствием направилась
к дивану, где лежало манто.
Позади раздался ледяной, зловещий голос:
— И каков твой ответ, Мередит?
Но Мередит лишь плотнее сжала губы и попыталась сглотнуть
застрявший в горле ком. Как заставить Мэтта понять, тронуть его сердце?
Бесполезно. У него нет сердца. Страсть — все, на что он способен, страсть,
самолюбие и месть — вот что он носит в душе.
Она взяла манто, перекинула его через руку и, так и оставив
Мэтта стоять в одиночестве, не оглянувшись, шагнула к Стюарту.
— Пойдем, — попросила она. Пусть Мэтью Фаррел хотя бы минуты
две думает, что она швырнула его ультиматум ему же в лицо…. Она не осмеливалась
признаться самой себе, как надеется, вопреки всему, что он окликнет ее,
признается, что блефовал, и никогда не поступит подобным образом ни с ней, ни с
отцом.
Но в зале стояла тишина. Ничем не прерываемая тишина.
Секретарь Мэтта, очевидно, уже отправилась домой, и когда
Стюарт закрыл смежную дверь, Мередит остановилась и с трудом выдавила:
— Он может сделать с отцом все, чем угрожал? Обозленный и
рассерженный происходящим, особенно тем, какое неимоверное давление оказывалось
на Мередит, Стюарт вздохнул:
— Мы не можем воспрепятствовать ему затеять процесс, и
потащить Филипа в суд, но не думаю, что Фаррел многое приобретет, разве что
сумеет отомстить. Однако выиграет он или проиграет, скандал разразится
невероятный. Имя твоего отца вываляют в грязи. Как у него со здоровьем?
— Недостаточно хорошо, чтобы подвергаться подобному риску.
Она рассеянно взглянула на документы в руках у Стюарта, подняла на него
умоляющие глаза:
— Нет ли там просчетов, которые мы могли бы использовать?
— Ни одного. Но и ловушек тоже. Все изложено крайне просто,
прямо и откровенно, так, как объясняли Пирсон и Левинсон.
Он положил документы на стол секретарши, давая время Мередит
прочесть их, но она покачала головой, словно самый вид напечатанного текста был
ей невыносим, и, взяв со стола ручку, нацарапала внизу свою подпись.
— Отдай ему и заставь тоже подписать, — выдохнула Мередит, с
отвращением отбрасывая ручку, словно ком грязи. — И потребуй, чтобы этот маньяк
точно указал все дни недели И подписался под исправлениями. Пусть все прочтет,
если он пропустит один день, чтобы не мог вписать другой.
Стюарт с трудом сдержал улыбку, но все-таки покачал головой,
когда Мередит вручила ему бумаги:
— Тебе нет нужды проходить через это, если только не хочешь
получить пять миллионов и хаустонский участок. Мне кажется, он блефует насчет
твоего отца.
Лицо Мередит мгновенно осветилось страстной надеждой.
— Почему ты так думаешь?
— Интуиция. Шестое чувство.
— Но основанное на чем-то?
Стюарт подумал о необычайной нежности во взгляде Фаррела,
когда тот держал Мередит за руку, о выражении его лица, когда Мередит дала ему
пощечину, и о том, как мягко он обошелся с ней потом. И хотя Стюарт вначале
посчитал, что Фаррел имел в виду одиннадцатинедельную оргию, тот, казалось, был
искренне потрясен подобными обвинениями. Но вместо того чтобы выложить ей столь
туманные доводы, он сказал нечто более конкретное:
— Если он достаточно безжалостен, чтобы поступить так с
твоим отцом, почему сделал тебе такие щедрые предложения? Почему просто не
пригрозил судебным процессом, чтобы заставить тебя сдаться?
